Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
Результаты Китайско-японской войны, однако, не совсем удовлетворяли Японию. Сразу же после заключения мира в Симоносэки началась тройственная интервенция России, Германии и Франции. Это оказалось для Японии сильнейшим ударом. Ее национальная уверенность, возросшая в результате удачной войны, пошатнулась. Японцы поняли, насколько их страна зависит от западного империализма, когда у них отобрали полуостров Ляодун, «плод Китайско-японской войны». Все нация, включая императора, почувствовала себя униженной. Чтобы сдержать гнев народа, правительству пришлось просить императора издать вердикт, предостерегающий его подданных от проявлений ярости. На этом горьком опыте возрос новый национализм. Лозунгом дня стало «гасин сетан» — «нехватка возмездия». Такие люди, как Такаяма Тегью, Кимура Такатаро и Иноуэ Тецудзиро, подчеркивая уникальность японской культуры и нации, объявили о патриотизме нового типа, ориентированного на традиции, — ниппонсюги.
Другая группа, состоящая из таких националистических журналистов, как Сига Сигэтака, Миякэ Сэцурэй, Сугира Дзюко и Куга Кацунан, и националистического буддийского ученого Иноуэ Энрио, пропагандировали «кокусуисюги» (национальное чувство), требовавшее немедленного решения вопроса о несправедливом договоре, и стремилась противостоять волне вестернизации Японии. Токутоми Сохо, редактор (начиная с 1887 года) влиятельного журнала «Кокумин но Томо», редактор либеральной газеты «Кокумин Симбун» и сторонник«хейминсюги» (демократического либерализма и ответственного кабинета), теперь стал пылким националистом после горечи тройственной интервенции. В своей автобиографии он писал: «Не было бы преувеличением заявлять, что мою судьбу определило возвращение полуострова Ляодун. После него я духовно переродился. Япония была вынуждена подчиниться воле иностранных держав исключительно в силу своей слабости. Я понял, что в отсутствие силы справедливость и мораль ничего не значат»[17]. Как мы увидим позже, Токутоми Сохо стал сторонником сильной Японии, которая превыше всего, и пришел к сотрудничеству с олигархическим правительством, которое ранее было объектом его презрения.
Очевидно, что тройственная интервенция сделала Россию, которую в Японии считали инициатором вторжения, в глазах японцев врагом в ожидаемой в недалеком будущем войне возмездия. Россия представляла собой главную угрозу с севера в эпоху Токугавы. Еще в 1871 году Ямагата Аритомо, создатель современной армии Японии, составил план обороны, где Россия рассматривалась как «вероятный противник» Японии. Кое-кто в Японии, очевидно, помнил обмен Курил на Сахалин в 1875 году как своевольную акцию северного медведя против беззащитной Японии.
Значение «гасин сетан» в современной истории Японии переоценить трудно. Она привела к подъему шовинистического национализма, который был направлен только против одной страны — против России. Японское правительство начало активную десятилетнюю программу по расширению вооружений с целью быстрого развития сухопутных и военно-морских сил, параллельно с развитием основных необходимых для этого видов промышленности. Полные расходы на эту программу составили около 78105 миллионов иен, что примерно в девять раз превысило весь национальный бюджет 1893 года. На нее ушла большая часть контрибуции, полученной от Китая, и она заставила правительство прибегнуть к повышению налогов. Поскольку основная часть новых налогов имела форму акцизных сборов на потребительские товары, малоимущие слои населения испытывали все большие экономические трудности. Но народ Японии терпел эти трудности, будучи движимым лозунгом «гасин сетан», который напоминал ему о бедах, которые Россия причинила его стране. В 1898 году, всего через три года после того, как Япония была вынуждена вернуть Китаю полуостров Ляодун на основании того, что контроль над ним Японии угрожал миру на Дальнем Востоке, Россия получила его в аренду от Китая. Это нанесло еще один удар по умам политически озабоченных слоев населения Японии.
Но основу внешней политики олигархов, тщательно отделявших лозунг от программы, не характеризовали ни общественные требования отмщения, ни программа расширения вооружений, направленная против России. Подготавливая Японию к худшему, они в то же время при помощи осторожных и реалистических способов искали решения проблемы, к которой привела война с Китаем. Свидетельствами этой осторожной политики можно назвать заключение договоренностей с царской Россией по поводу Кореи в 1896-м и 1898 годах. Здесь следует подчеркнуть, что особенно отрезвляющий эффект тройственная интервенция оказала на облеченных властью олигархов. Посреди национального ликования по поводу победоносной войны и требований мести за интервенцию олигархи еще раз убедились в необходимости осторожности и умеренности, которыми в основном и характеризовалась их внешняя политика в послевоенные годы.
Китайско-японская война ускорила стремление к компромиссу между олигархами и партийными политиками. Историю и развитие этого стремления мы здесь рассматривать не будем. Достаточно будет сказать, что после изначальных стычек в императорском парламенте между политическими партиями и правительственной олигархией постепенно проявилось стремление к компромиссу. Причин тому было множество. Бурные парламентские сессии давали конкурирующим группам возможность оценивать как свою силу, так и силу оппонентов. По мере понимания того, что никто никого полностью не победит, а нужен какой-то компромисс, обе стороны заняли более реалистические позиции. Этот процесс еще более ускорился, когда победа в Китайско-японской войне повысила престиж правительства. К тому времени политические партии более остро, чем когда-либо, осознали необходимость достижения компромисса с олигархами для получения хоть какой-нибудь власти. Олигархи же, испытывая затруднения в управлении страной в послевоенный период, легко шли на уступки политическим партиям.
Это стремление к компромиссу между олигархами и политическими партиями привело к возникновению новой структуры власти и среди самих политических партий. В широком смысле концентрация партийной власти росла в руках тех, кто заседал в парламенте. Возможно, неизбежным следствием этого процесса стало то, что с 1890 года отношение сил между политическими партиями стало определяться количеством мест, занимаемых ими в парламенте. Таким образом, членство в парламенте стало обязательным условием для любого партийного политика, желавшего оказывать влияние на правительственную политику; в конце концов политические партии разделились на тех, кто имел представительство в парламенте, и тех (ингайдан), кто его не имел. По мере того как все более заметным становился компромисс между партийными лидерами и олигархией, шумные нападки на правительство оставались рядовым членам партии, которые не заседали в парламенте, или тем, кто мог, заседая в парламенте, оставаться на низких ступенях партийной иерархии, чтобы получать выгоды от компромисса между лидерами партии и олигархами. Но эта тенденция среди партийных политиков высшего ранга идти на закулисные компромиссы с олигархами имела и более значительные последствия. Она оставляла поле критики внешней политики государства и лидерство в антиправительственном общественном мнении людям, более далеким от ответственности правительства. Следовательно, критика правительства становилась все более нереалистичной, «идеалистической» и часто шовинистической. Ее проводили члены националистических обществ, таких, как Гэниося, журналисты, университетские профессора и не очень удачливые партийные политики. Как уже отмечалось, они составляли ряды политических деятелей периода Русско-японской войны.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
