Артиллеристы считались привилегированным по отношению к пехоте родом войск. Из артиллерии в пехоту и кавалерию переводили офицеров, не справлявшихся с обязанностями. В артиллерию, наоборот, порой переводили самых лучших пехотных офицеров. В мирное время, до Русско-японской войны, считалось, что артиллерия не должна подчиняться напрямую пехоте даже при выполнении совместных задач. Об этом факторе мирного времени полковник Д.П. Парский, ветеран войны с Японией, писал следующее: «Известное влияние на постановку строевой службы и успех подготовки войск оказывает и неприспособленность нашей мирной организации разных войсковых соединений к потребностям военного времени. Как известно, артиллерия входит в состав пехотных и кавалерийских дивизий только в военное время; то же надо сказать о саперных частях, служба которых решительно ничем не связана с остальными войсками». Штабс-капитан А.А. Рябинин о трениях пехотинцев с артиллеристами вспоминал следующее: «Артиллерия в техническом отношении подготовлена у нас хорошо и имеет корпус знающих дело офицеров, но в тактическом отношении ей не хватает уменья согласовать свои действия с пехотой. На поле сражения и выходит, что артиллерия стреляет сама по себе, пехота идет сама по себе. В оборонительном бою, когда цели для стрельбы сами напрашиваются, это обстоятельство почти не имеет значения, а в наступательном, когда цели и время огня надо выбирать самим, сообразно их значению для атакующей массы пехоты, обособленность действий родов оружия дает плохие результаты». Аналогичные мысли высказывал участвовавший в войне в должности адъютанта штаба 35-й пехотной дивизии штаб-капитан А.А. Незнамов, впоследствии профессор Николаевской академии Генерального штаба: «Сколько было случаев спора о выборе места для артиллерии, о порядке управления огнем, о самих целях, о наблюдении, о задачах». Проблема согласования действий пехоты и артиллерии, существовавшая в Русско-японскую войну, не была изжита даже в Первую мировую: «Взаимоотношения пехотного начальства с батареями, входящими в их участок, были очень неясны; с одной стороны, они им будто бы подчинялись, но в то же время получали все директивы, распоряжения и слушались только своих командиров артиллерийских бригад. Затяжные споры, осложняемые часто дознаниями, расследованиями и другой волокитой, были зачастую результатами этих взаимоотношений». Согласно ст. 406, «артиллерия, находящаяся в составе корпусов, дивизий и отрядов, действует по распоряжению командиров и начальников сих частей. Инспектор артиллерии армии распоряжается батареями этой артиллерии только в тех случаях, когда получит от командующего армией особое на то указание в видах приведения в исполнение какого-либо предначертания, сопряженного с действием значительной части артиллерии или с внезапным требованием немедленного содействия артиллерии на известном участке».
Взаимодействие различных родов войск не было жестко регламентировано уставами. С одной стороны, генералы требовали от подчиненных взаимодействия, с другой — своими же приказами вбивали клин и создавали конфликтные ситуации. В приказе за № 465 генерал Куропаткин требовал от пехотных частей брать на себя ответственность «за сохранение артиллерии», но в этом же приказе утверждал, что «назначение прикрытий к артиллерии тоже ослабляет нашу боевую силу». Аналогичный приказ был отдан и в 3-й Маньчжурской армии 17 июня 1905 г. генералом М.И. Батьяновым, который полагал, что «порядок назначения к артиллерии прикрытия в составе 1-2 рот на каждую батарею ведет к значительному уменьшению числа борцов, принимающих непосредственное участие в наиболее трудные и решительные минуты боя». Поэтому заботиться об артиллеристах должны были, по мнению начальства, «те части, которым артиллерия придается, без выделения специально для сего слишком большого числа рот». Мнение генералов Куропаткина и Батьянова формально основывалось на ст. 40 «Наставления для действий в бою отрядов из всех родов оружия», о чем имеется ссылка в приведенных приказах. Такие запутанные и неопределенные положения о выделении пехотного прикрытия для артиллерии снимали ответственность с пехотных командиров. Ротный или батальонный офицер всегда мог сослаться на то, что выделить прикрытие для артиллеристов не позволяла боевая обстановка. На практике запрет на назначение в качестве прикрытия артиллеристов конкретных пехотных частей повышал уязвимость батарей перед неожиданными нападениями пехоты и кавалерии противника[26]. При этом начальство в приказах по адресу артиллеристов подчеркивало неправильное «стремление артиллерии занимать позиции слишком далеко за передовой линией пехоты, ссылаясь на то, что свойства современных орудий дают возможность поражать противника действительным огнем даже с дальних дистанций. При этом забывается то обстоятельство, что чем дальше отошла назад артиллерия, тем труднее следить ее начальникам за развитием и изменениями в ходе боя, тем меньше будет обеспечена столь важная и необходимая в бою связь между пехотою и артиллерией». Отсутствие постоянного прикрытия не способствовало успешной координации артиллерии и других родов войск. Дело в том, что Приказ войскам 1-й Маньчжурской армии от 19 января 1905 г. за № 52 требовал от артиллеристов смены позиции во время боя: «Желательно, чтобы наша артиллерия возможно чаще переменяла свои места, а для этого каждая батарея должна иметь два или три места». Свободных нижних чинов на батарее во время боя нет, каждый номер расчета занят выполнением своих обязанностей. Посылать для налаживания взаимодействия просто некого, необходимо либо оторвать кого-то из расчета от прямых обязанностей, что, в свою очередь, ведет к снижению боеспособности, либо пожертвовать связью с пехотой. При назначении 1-2 рот постоянного прикрытия артиллеристы могли рассчитывать на помощь «своих» пехотинцев при устройстве позиции, а при смене позиции без постоянной роты прикрытия артиллеристы были предоставлены сами себе.
Еще больше споров вызывал вопрос выбора цели, выбора места позиции и вопрос интенсивности ведения огня артиллеристами. Для успешного взаимодействия артиллерии и пехоты необходимо совместное принятие решений относительно целей для батарей. Во время Русско-японской войны артиллеристы подчинялись начальникам крупных пехотных и кавалерийских отрядов. Начальники отрядов зачастую игнорировали мнение артиллеристов при выборе мест для батарей, а от расположения батареи зависели сектор обстрела и доступность или недосягаемость цели. Цель же назначалась пехотным или кавалерийским начальником. В Циркулярном отзыве штаба главнокомандующего от 8 ноября 1904 г. за № 647 Куропаткин подтверждал необходимость «бережливого расходования в бою огнестрельных припасов, в особенности артиллерийских. Стрельба должна открываться лишь по действительно заслуживающим того целям». Критерии, по которым офицер должен был определить степень важности цели, не указывались. Этот приказ на практике только стеснял офицера-артиллериста в выборе цели, а начальнику отряда (пехотинцу, кавалеристу) позволял законно ограничивать командира батареи или дивизиона целями, которые начальник отряда признавал достойными. Вопрос выбора цели поднимался при обсуждении докладов о действиях русских войск в 1904-1905 гг. в Николаевской академии Генерального штаба; бывший начальник штаба 1-го Сибирского корпуса полковник В.И. Гурко вспоминал: «В рекогносцировке позиций под Вафангоу в последних числах мая 1904 г. участвовало все высшее начальство, за исключением батарейных командиров 1-й Восточно-Сибирской стрелковой артиллерийской бригады. Это было сделано, должно быть, умышленно, т.к. в штабах знали взгляды командиров батарей на выбор позиций, а с этими взглядами высшее начальство не хотело считаться (имеется в виду Штакельберг. — А. Г.). Перед отправкой на эту рекогносцировку к моей палатке подъехал корпусный инженер, капитан (ныне подполковник) Исаков, и спросил, почему батарейные командиры не участвуют в выборе позиций. Я объяснил, в чем дело. Капитан Исаков (речь идет о Константине Николаевиче Исакове, выпускнике Николаевской инженерной академии. — А.Г.), уезжая, отметил: “Жаль, а вы, командиры батарей, компетентнее многих в артиллерийских вопросах!”» Внушительное по объему (270 страниц текста) «Наставление о стрельбе полевой и горной артиллерии» никак не регламентирует выбор цели и взаимодействие артиллерийского и войскового начальства. Организация артиллерии как рода войск к началу Русско-японской войны отражала все этапы строительства русской регулярной армии: существовали бригады 6-, 7-, 8-, 9-батарейного состава, 4-батарейные полки, отдельные и неотдельные дивизионы — 2-й 3-батарейные, и наконец — отдельные батареи. «При этой системе не только установить прочную связь с пехотой, но даже вывести соотношение между числом орудий и числом штыков — задача головоломная, настоятельно требующая скорейшего разрешения», — писал полковник Генерального штаба С.П. Михеев.
