Стараясь не показать, насколько униженной она себя чувствует, девушка гордо подняла голову, на мгновение остановилась и спросила:
— Понадобятся ли еще мои услуги сегодня вашей светлости, или я могу быть свободна?
— Как пожелаете, мисс Эшли. В самом деле, сегодня для вас был нелегкий день, а завтра нам предстоит верховая прогулка перед завтраком.
Что же касается времени… Я предпочел бы…
Что вы скажете насчет семи часов?
— Я буду готова, ваша светлость.
Айлин сделала реверанс, герцог поклонился, — как ей показалось, насмешливо, — и девушка выскользнула за дверь.
— Ненавижу его! — повторяла она, взбегая по парадной лестнице и спеша дальше по коридору, который вел к ее комнатам в западном крыле.
Захлопнув за собой дверь, она подошла к портрету Дэвида и возбужденно заговорила:
— Ну и как тебе наш новый герцог? Я не смогла… Я бессильна переубедить его!..
Она взглянула в глаза брату и добавила:
— Ах, Дэвид! Как ты мог погибнуть, когда ты так нужен здесь!.. Мы любим Дом, и уж сумели бы что-нибудь придумать.
Она почувствовала, что слезы подступают к ее глазам, и продолжала:
— Папа говорил правду о кузене Роланде, и Шеридан абсолютно такой же, как и он: избалованный, эгоистичный, отвратительный человек! Я ненавижу его! Ненавижу! И что бы я ему ни сказала — все будет без толку!
От унижения, от сознания собственного бессилия Айлин разрыдалась.
И продолжала плакать, пока не уснула.
Несмотря на круги под глазами, которые остались от вчерашних слез, по дороге к конюшне Айлин чувствовала, что ее сердце бьется веселее при мысли о встрече с Пегасом.
Как бы ни было плохо все вокруг, она любила его, и конь отвечал ей взаимностью.
Заслышав ее шаги, он подошел к самой двери стойла. Айлин обвила руками его шею.
— Ах, милый! — воскликнула она. — Что бы ни случилось, я никогда тебя не оставлю!
Даже если мы останемся здесь и будем бродить и просить подаяния, мы все равно будем вместе.
Она прислонилась щекой к шее коня и от избытка чувств закрыла глаза. Неожиданно раздавшийся голос заставил ее вздрогнуть:
— Вы так преданы своему коню, мисс Эшли, что Пегас должен оценить вашу готовность принести себя в жертву. Семья Бери, похоже, была отнюдь не столь благодарна.
Медленно Айлин разжала руки.
Пегас продолжал тыкаться в нее носом, требуя внимания. Айлин повернулась к герцогу, который стоял в дверях конюшни и глядел на нее еще насмешливее, чем обычно.
— Ваша светлость рано проснулись, — заметила она, пытаясь говорить холодно и спокойно, однако на самом деле ее голос звучал тихо и смущенно.
— Привычка, оставшаяся от жизни на Востоке. Где же та лошадь, которая, как вы надеетесь, сбросит меня?
— Я не надеялась ни на что подобное! — возмутилась Айлин.
Вошел Джейкобс и обратился к ней:
— Доброе утро, ми… мисс! Вы встали раньше обычного. Я только что собрался оседлать Гнедого.
— Его светлость уже ждет, Джейкобс.
Повернувшись к герцогу, она сказала:
— Это Джейкобс. Он служит здесь тридцать пять лет и надеется, что при вашей светлости конюшни больше не будут пустовать!
Она надеялась тронуть герцога этими словами, но он лишь бросил на нее взгляд, который свидетельствовал, что он ждал от нее чего-то подобного и теперь забавляется тщетностью ее попыток.
Герцог пожал руку Джейкобсу и заговорил с ним дружески, без малейшего намека на снисходительность. Айлин с изумлением поняла, что он нравится конюху.
Джейкобс умел обращаться с лошадьми, как никто другой. И так же, как он сразу мог отличить хорошую лошадь от плохой, он разбирался и в людях.
Седлая Гнедого, он разговаривал с герцогом, как один любитель лошадей с другим, и это был язык, понятный лишь им одним.
Когда они выехали за ворота, Айлин убедилась, что напрасно сомневалась в герцоге.
Так же, как когда-то ее отец, он, казалось, слился с лошадью в единое целое. Да, независимо от того, нравилось ему это или нет, мастерство верховой езды Шеридан явно унаследовал от своих предков.
Пегас был полон сил, а Гнедой старался испытать нового ездока. Они проскакали галопом через парк, по тропе, выбранной Айлин. На ней не было кроличьих нор и поваленных деревьев.
Когда они выехали на поля, которые должны были быть уже вспаханы и засеяны, Айлин поняла, хотя герцог не произнес ни слова, что он поражен этим запустением.
Хендерсоны, жившие на Домашней ферме, не знали, что к ней следует обращаться «мисс Эшли», поэтому Айлин предложила герцогу навестить их, пока сама она объедет поля.
Девушка видела, что от внимания герцога не ускользнули ни сорванные с амбаров крыши, ни пустые коровники, которые тоже нужно было ремонтировать.
Молча они подъехали к следующей ферме, некогда приносившей немалый доход, но теперь тоже разоренной.
Так они продолжали объезжать имение, пока Айлин, решив, что увиденного ими достаточно, не предложила вернуться к завтраку.
Подъехав к конюшне, возле которой их поджидал Джейкобс, герцог произнес:
— Благодарю вас, мисс Эшли. Вы нисколько не преувеличивали, говоря о разорении имения, которое я имел несчастье получить в наследство.
Затем он язвительно спросил:
— Хотел бы я знать, обязаны ли мы этим запустением длительной болезни покойного герцога, или же вся вина лежит на тех, кому было поручено следить за состоянием имения?
Айлин подумала, что герцог пытается обвинить мистера Уиккера и поспешила ответить:
— Конечно, это вина старого герцога. Его поверенные всегда пытались убедить его быть более осторожным и экономным, но он не слушал их, а потом уже невозможно было что-нибудь исправить.
— Неудивительно, — отозвался герцог. — Ив то же время он имел дерзость обвинять моего отца в проступках, которые тот не совершал!
Айлин не нашлась с ответом и, соскочив с седла, поспешила к дому, оставив коней на попечении Джейкобса.
Войдя в комнату, куда обычно подавали завтрак, она увидела, что Сингх и Берд вместе накрывают на стол, причем так, как это бывало в ее детстве.
Под тремя серебряными блюдами горели свечи, чтобы сохранить их горячими. Свежеиспеченный хлеб и горка золотистых гренков лежали на большом тоже серебряном подносе.
Айлин с герцогом завтракали молча. Затем она предложила ему подлить кофе, и, пока девушка наполняла чашку, герцог произнес:
— Думаю, все остальное мне тоже лучше увидеть сегодня же утром.
