Ознакомительная версия. Доступно 40 страниц из 198
Наконец, и это было последним лишь по счету, но не по значению, догматический характер марксистского учения сам по себе, полемическая нетерпимость Маркса углублялись догматизмом и нетерпимостью нескольких поколений его последователей, среди которых Ленин и Троцкий занимали далеко не последние места. Безапелляционность, как мы уже отмечали, была немаловажной чертой Троцкого на протяжении большей части его политической жизни. Общение с Лениным, безусловно, подкрепило это далеко не лучшее для политического деятеля свойство.
Уже выдвинув в 1933 г. задачу создания в Германии новой компартии, Троцкий еще на протяжении нескольких месяцев оттягивал свой открытый разрыв не только со сталинской группой, но и с ВКП(б) и Коминтерном в целом. Лишь с большими оговорками можно согласиться с американским исследователем Дж. Арчем Гетти, полагающим, что за странной медлительностью в эти месяцы скрывалась его последняя попытка возвратиться в кремлевское руководство. Именно этим Арч Гетти объясняет, что между серией публикаций в «Бюллетене оппозиции» в марте с призывом к созданию новой германской компартии и заявлениями о том, что Ком интерн мертв и бюрократический режим в СССР может быть свергнут только силой (июль), прошло долгих четыре месяца. Автор обосновывает это тем, что именно после призыва к созданию новой германской компартии, но до заявления о полном разрыве с ВКП(б) и Коминтерном (точнее, фактически одновременно с первым) Троцкий направил политбюро ЦК ВКП(б) секретное письмо, в котором, имея в виду неизбежную, по его мнению, хозяйственную катастрофу в СССР, обращался к «чувству ответственности» советских иерархов, призывая их использовать поддержку оппозиции и свое возвращение в партию с обязательством воздерживаться от критики[72]. Не получив ответа, Троцкий 13 мая сделал заявление для прессы и передал журналистам текст письма[73]. По мнению Арча Гетти, предложение Троцкого о возвращении в СССР для конструктивной руководящей работы носило серьезный характер, и он опирался при этом на созданный оппозиционерами различных направлений тайный антисталинский блок в СССР[74].
С Арчем Гетти можно согласиться лишь в том, что четырехмесячный интервал между заявлением о разрыве с компартией Германии и заявлением о разрыве с Коминтерном и ВКП(б) был прямо связан с письмом в ЦК ВКП(б). Но можно ли считать это письмо проявлением искреннего стремления к примирению? Нам думается, что для этого нет никаких оснований.
Во-первых, Троцкий отлично сознавал крайнюю слабость, фактическую беспомощность той попытки объединения оппозиционных сил в СССР, которая была предпринята в 1932 г.
Во-вторых, он должен был прекрасно понимать, что беспощадное подавление объединенной оппозиции, которое сталинская группа осуществила в предыдущие годы, было предпринято отнюдь не для того, чтобы принять теперь ее лидера в свои распростертые объятия, не говоря уже о явной нереальности обещания Троцкого воздерживаться от критики.
Троцкий, разумеется, не знал о той резолюции, которую начертал Сталин на предыдущем его обращении в ЦК ВКП(б) от 15 февраля 1931 г. по поводу судебной тяжбы с германским издателем Шуманом. Дело было связано с отказом Троцкого сотрудничать с этим издателем и выполнять подписанный с ним договор, ибо Шуман, как оказалось, напечатал книгу А.Ф. Керенского. В связи с рассмотрением дела в суде изгнанник считал, что московские лидеры должны представить в суд материалы, защищающие честь партии большевиков и ее руководителя Ленина («Объяснение по поводу заявления Шумана суду» публикуется в данном издании). Резолюция Сталина гласила: «Думаю, что господина Троцкого, этого пахана и меньшевистского шарлатана, следовало бы огреть по голове через ИККИ [Исполком Коминтерна]. Пусть знает свое место»[75]. Повторяем, Троцкий не знал об этой резолюции, которая стала известна только сравнительно недавно. Но мог ли он ждать чего-либо иного от кремлевского владыки? Думать так означало бы считать Троцкого не опытным политическим деятелем, а подмастерьем в ремесле политика. Данное соображение следует тем более отнести к 1933 г.
Наконец, возвращение в СССР означало бы крах претензий Троцкого на руководящую роль как в самой стране, так и в международном революционном движении, а это для нашего героя было совершенно немыслимо, равнозначно политической гибели.
Зачем же в таком случае было послано злосчастное письмо? Мы убеждены, что цель письма состояла только в том, чтобы продемонстрировать свою добрую волю, свою готовность к единству. Но продемонстрировать ее не советским лидерам, а своим сторонникам, а также беспристрастным наблюдателям на Западе, убедить их, что действительным виновником окончательного политического разрыва является не оппозиционное течение, а официальное руководство ВКП(б).
Иначе говоря, письмо было тактическим ходом, заранее рассчитанным на решительный отказ и последующую публикацию этого «секретного» документа. Об этом свидетельствует сопроводительное письмо от 3 мая 1933 г., «рассекречивавшее» обращение к большевистским властям. В нем говорилось: «При сем препровождается несколько копий секретного письма в Политбюро. Так как законный срок прошел, то письмо перестает быть секретным, хотя и не предназначено для опубликования. Лучше рассылать его «избранным», в том числе и дипломатам (не забыть Коллонтай, [Антонова-]Овсеенко и пр.). Я считаю возможным предоставить иностранным товарищам [возможность] цитировать это письмо на собраниях, если им это понадобится. Использованное в таком виде, оно произведет большее впечатление, чем в печатном виде»[76].
Думается, что скрытый мотив отправления «секретного» письма в Москву раскрывается здесь достаточно очевидно.
Так или иначе, первая половина 1933 г. представляла собой важный рубеж в жизни Троцкого. 17 июля 1933 г. он, получив визу правительства Франции, вместе с супругой покинул Турцию на итальянском пароходе и 24 июля прибыл во французский порт Марсель.
Вначале Троцкий проживал в местечке Сан-Пале вблизи г. Руайан в устье реки Жиронда, а с 1 ноября — в небольшом городе Барбизон возле Парижа. Такая ситуация создавала серьезные затруднения для общественной деятельности, но, как показало близкое будущее, была единственно приемлемой как с точки зрения безопасности, так и перспектив пребывания в стране.
В середине апреля 1934 г. местные власти сделали пребывание Троцкого в Барбизоне общеизвестным, и развернулась массированная кампания за его депортацию, в которой равно активно участвовали как компартия, так и праворадикальные силы. Правительство Г. Думерга под этим давлением приняло решение об изгнании Троцкого, но не могло вначале его реализовать, так как ни одно другое государство не соглашалось его принять. Изгнанник вынужден был переезжать с места на место, пока, наконец, не поселился с разрешения властей в альпийской деревне Домен. Здесь он находился около года, с июля 1934 по июнь 1935 г., когда в конце концов получил санкцию правительства Норвегии, где у власти стояли социалисты, иммигрировать в эту страну.
Ознакомительная версия. Доступно 40 страниц из 198
