Петербургские непотребства — Мнимые пророки — Последние времена
Петербургские непотребства
Санкт-Петербургу тогда только перевалило за две сотни лет. Город был основан 16 мая 1703 года, и о строительстве его возвестил залп из множества артиллерийских орудий, расставленных по берегам Невы. Для начала работ потребовалось около двадцати тысяч человек. Петру Великому суждено было сделать этот город памятником Богу и самому себе.
Тридцать один болотистый остров предстояло соединить мостами, возвести чудно изукрашенные великолепные дворцы и правительственные здания, разбить парки и бульвары. И сделать все это на европейскую ногу.
Только Петр, с его самолюбием, мог задумать подобное. Ему не давали покоя красоты Стокгольма, виденные в пору ученичества.
В который уже раз Россия отспоривала у мира то, что, как ей казалось, вернее, как она знала, по праву принадлежало ей.
Рим («Москва — Третий Рим, а Четвертому не бывать!») — отспорила.
И Венецию — отспорила. (Первая Венеция — итальянская, вторая — Стокгольм, называемый в допетровские времена Северной Венецией, третья — и есть Петербург). Кроме Петра вряд ли кто решится на такое дело.
Царь Петр строил город Святого Петра. Но, видно, не хватило праведников, и город не устоял.
Как, впрочем, и сама Россия. Представлявшаяся глыбой, она расползлась по ниточкам за несколько дней.
«Дурак спорить горазд», — говорил отец. Правда. За Рим спорили, за Венецию спорили… Да как… А Россию проспорили ни за что.
После моего отъезда из России прошло уже достаточно времени. В моем положении не странно, что за эти годы я узнала о русской жизни гораздо больше, чем знала, живя в Петербурге. В первые годы особенно, и понятно почему, разговоры среди эмигрантов велись исключительно о прошлом в России. Кто что сказал, кто чего не сказал, кто как поступил, кто как не поступил. Чем заслужили мы и Россия то, что с нами и с ней произошло.
К началу века Петербург впору было называть не Новой Венецией, а Новым Содомом.
Хлыстовские радения могли показаться шалостями в сравнении с тем, чем наполняли свой досуг (то есть дни напролет) столичные искатели удовольствий.
Несметные толпы веселых девиц ночами прогуливались по Невскому проспекту.
Полиция сбивалась с ног, следя за порядком в бесчисленных домах терпимости. Девушек для них привозили из Азии, Южной Америки и Африки, в том числе десятилетних, спрос на которых был весьма велик.
Зрители Порная покраснели бы, покажи им зрелища, которыми наслаждались завсегдатаи аристократических закрытых клубов.
Пределом могли служить лишь границы воображения.
Одним из самых популярных представлений подобного рода были сценки, изображающие совращения. От совращения малолетних до скотоложества.
Интересно заметить при этом, что члены столичных клубов никогда бы не признались в том, что стали развратниками. Происходящему они придавали роль какой-то эстетической игры. Явно полагая (когда дело касалось их самих), что наблюдать — не значит участвовать.
Публика, и дамы в том числе, еще вчера приходившая в негодование от откровений Мопассана, с патологической жадностью набрасывалась на литературу самого низкого сорта, не гнушавшуюся передачей грязнейших деталей.
