— Знаю о змеях достаточно много. Это не кобра.
— А что же тогда?
— Не знаю. Возможно, полоз… Из семейства ужеобразных.
Полоз из семейства ужеобразных по-прежнему не думал убегать. Легко покачиваясь, неподвижным взглядом он пялил в Леварта свои золотые зенки. Леварта передернуло. Не отрывая взгляда от змеи, он сделал шаг назад. Споткнулся. Ломоносов его поддержал. Леварт затрясся, словно его облили водой. Потом потряс головой, чтобы освободиться от назойливого звона в ушах.
— Идем, — выдавил он из себя. — Возвращаемся.
— И оставляем змею живой, — прокомментировал язвительно Валера, поправляя акаэм на ремне. — Если ты, прапор, такой жалостливый ко всяким гнидам и паразитам, так что ты в Афгане делаешь?
Леварт не ответил. Голос Валеры не доходил до него. Его заглушали мысли.
* * *
Ночь прошла спокойно. Но не для Леварта, который до рассвета глаз не сомкнул. Он не мог уснуть. Его преследовал образ золотой змеи, мертвый взгляд ее золотых глаз.
Утром он пошел к расселине.
Один.
* * *
Он был более чем уверен, что ее там не увидит. Было все еще холодно, солнце над горами висело низко, затемненное мутным утренним туманом. Рептилии, сам себя убеждал он, не теплокровные, они не переносят холода, прячутся от него. Змея, как постоянно называл он ее в мыслях, наверняка где-то спряталась. Может, вообще уползла из оврага.
Змея не спряталась и не уползла. Совсем наоборот, казалось, будто она ждала его. Свившись в клубок на плоском камне, она встретила его, подняв голову и зашипев. Ее взгляд привел его в дрожь.
Неподвижно застыв, змея смотрела на него. Ее золотистая чешуя поблескивала на солнце.
Леварт тоже смотрел.
В ушах стояло навязчивое жужжание, словно гудели пчелы, которых потревожили, постучав по улью.
* * *
Полоз ведет себя неестественно, согласился Ломоносов. Слушая рассказ о совершенной в одиночку экспедиции к ущелью, ботаник присматривался к Леварту странно и многозначительно, но не комментировал. Высказался только тогда, когда его прямо спросили, каково его мнение. Он рискнул выдвинуть гипотезу, что рептилия может быть больна. Или очень голодна. Или и то и другое, поскольку из-за болезни невозможно охотиться и иметь добычу. Ботаник обратил внимание, что в окрестностях нет никакой живности. Ни ящерицы не встретишь, ни суслика, ни даже мыши. Змея, сделал он вывод, должно быть сильно проголодалась.
— Может, ее подкормить? — поинтересовался Леварт. — Дать ей что-то? Принести и бросить?
Ломоносов посмотрел ему в глаза. Со странным выражением лица.
— Ты серьезно?
— А что?
— Влияние войны, как пить дать, влияние войны. Долгая изоляция от естественности, от нормальной жизни. Подсознательные поиски суррогата…
— Что ты несешь?
— Ничего. Пойдем, обеспечим провизию твоей змее.
* * *
Водитель Картер, хоть типичный рубаха-парень, никому не говорил ни свою фамилию, ни имя и отчество. Родом был якобы откуда-то из-под Воронежа. Использовал исключительно грубый словарный запас. Не признавал военную дисциплину. Всегда носил темные очки, уродливую пластмассу лилово-румяного цвета, импорт из Польши. Два передних зуба его были золотые. Могло быть и больше, он выбил их об руль, когда его ГАЗ-66 наехал на мину под Бараки Барак. На «Соловье» бывал раз в неделю, иногда чаще, попутно, когда ему выпадал маршрут в Джелалабад. Доставлял амуницию и оборудование. Доставлял также все, что ему заказывали. Имел доступ к таможенным складам и хранилищам Военторга, имел контакты с контрабандистами; сколотив шайку вместе с еще несколькими шоферюгами, монополизировал спекулятивный бизнес в долине реки Кабул, в провинции Лагман и Нангархар. Чего бы только кто не пожелал: японский спальный мешок, туалетную бумагу, теплые носки, «Плейбой», колоду карт с голыми бабами, сигареты «Золотое руно», швейцарские часы, шоколад, водку или героин — все Картер был готов доставить. По грабительской цене, надо понимать.
Леварт и Ломоносов навестили Картера, когда тот, распределив товар клиентам, готовился к отъезду и осматривал состояние шин своей потасканной «шишиги». При их появлении он улыбнулся, рассыпая во все стороны отблески своих золотых зубов. Цель их визита угадал сразу.
— Что надо? Чего начальство желать изволит? Говорите, достану. Договоримся…
— Мне нужна крыса, — прервал его Леварт.
Улыбка Картера исчезла. В мгновение ока. Так, как исчезает стодолларовая купюра, положенная на стол служащего в паспортном отделе.
— Шутите?
— Нет. Мне нужна крыса.
— Какая, на хуй, крыса?
— Крыса, — спокойно вмешался Ломоносов. — Раттус норвегицус. Наверняка, хорошо тебе известная. Если не по научному названию, то по внешнему виду. Когда просыпаешься в своей родной стороне, это первое, что видишь, протерев глаза. Сидит на кухонном столе возле пустой бутылки и остатков ужина, шевелит усами, потирает лапками уши, скалит зубки и таращит свои маленькие черные глазенки. Это, собственно, и есть крыса.
Картер сам вытаращил глаза. Потом сильно покраснел.
— Чего-о-о? — заорал он. — Чего-о-о-о-о? Ка-а-а-ак? Ты меня… Ты мне… А-а-а, интеллигент ебаный! А-а-а, выискался! А пошел ты в пизду на хуй! Вместе со своей крысой! Валите! Пошли на хуй! Оба! Пидарасы!
— Спокойнее! Не надо, — Леварт сдержал Ломоносова. — Держи себя в руках, товарищ водитель. Сам говорил, что доставляешь по заказу все, что начальство пожелает. Начальник пожелал крысу. Товар есть товар. Взгляни-ка! Хороша вещичка, а? И фирменная.
Увидев летные противосолнечные очки со стеклами темно-янтарного цвета, Картер облизал губы и рефлекторно сжал пальцы.
— Настоящие? Не подделка?
— Написано: Поляроид. Читать умеешь?
— И я их получу за крысу?
— Ты, видать, браток, еще не протрезвел, — снова вмешался Ломоносов. — Достанешь десять крыс. По две в неделю. Очечки получишь после осуществления первых двух поставок. Годится?
— Примерить можно?
— Можно.
Картер напялил поляроиды на нос, долго рассматривал свое отражение в боковом зеркале грузовика. Под разными углами. Наконец его лик засиял улыбкой, сначала осторожно кривоватой, а потом во всю ширь его выщербленного золота.
— Эти крысы, — спросил он, — какой должны быть масти?
* * *
Картер доказал и подтвердил свою репутацию; первую крысу, бурую мерзость, доставил уже через два дня и заверил, что имеет выход на остальных. Но если шофер-спекулянт оправдал себя и не подвел, то змея обескуражила и, что там говорить, просто разочаровала Леварта. Когда он пришел в ущелье и принес за хвост крысу, змея вообще не показалась, хотя он прождал больше часа. Положив грызуна на плоский камень, он отошел, пытаясь самого себя убедить в том, что это нормально и естественно, что змея из ущелья — это не экспонат, выведенный в террариуме, и нечего ожидать, что он будет вылезать за кормом и есть с руки. Что вообще неизвестно, захочет ли она хотя бы притронуться к пропитанной человеческим запахом падали. Убедить себя удалось, но на долго его не хватило. После обеда он не выдержал и пошел, чтобы проверить. И, что тут скрывать, при виде нетронутого грызуна, лежащего там, где он был оставлен, Леварт почувствовал горечь и совершенно иррациональную злость.
