А что же сделал этот таракан после того, как его прибили? Первым делом поспешил жениться, а потом рассказал своей жене и всему миру, и даже людям, присутствовавшим при всех сценах его позора, что Орита «ненормальная по женской части, девица с массой сексуальных комплексов». И щедрой рукой распространил повсюду намеки, предоставив каждому заинтересованному лицу делать собственные выводы, как кому заблагорассудится: лесбиянка — так лесбиянка, фригидная — так фригидная.
— Итак, мой милый Срулик, — говорил Срулик своему отражению в зеркале перед выходом в одно из мест, где по всем вычислениям в это время могла находиться Орита. — В чем вся твоя сила и достоинство? В том, что ты не таракашка.
Сейчас Орита, вероятно, находилась в доме Гавриэля Луриа, и он спешит туда, беспокоясь по поводу книг, которые Гавриэль должен был вернуть месяц назад, а они все еще лежат у него. Улица Пророков раскололась во всю длину, и Срулик валится в пропасть, разверзшуюся при землетрясении, обрушившемся на его сердце при виде Ориты, вытянувшейся на кожаном диване, что на балконе Гавриэля Луриа.
— Здравствуй, Орита, ты здесь? — говорит он ей с безмятежной приветливой улыбкой (не с показным равнодушием и не в бурном надрыве чувств, а с сердечностью дружбы), попутно присваивая себе звание героя, высшую награду за неколебимое самообладание и выдающееся мужество, Крест Виктории, за то, что сумел поприветствовать ее без того, чтобы, с одной стороны, голос его дрогнул, но и без демонстрации грубого отчуждения — с другой, иными словами, за то, что одновременно элегантным, точным и эффективным ударом сумел поразить величайшего из своих врагов — таракашку.
— А ты знаешь, — говорит он ей и присаживается на диван у нее в ногах, чтобы не рухнуть от дрожи в коленях, — сегодня мне пришла в голову значительная идея. Великая идея!
— Какая? — спрашивает Орита, и в ее глазах вспыхивают огоньки.
И снова разражается землетрясение, и в этот раз последствия еще разительнее: Мертвое море увидело и побежало, Иордан обратился вспять, горы иерусалимские заскакали, как овны[17], а Срулик был заброшен в небеса, словно комета, пронесшаяся меж двух сияющих в глазах Ориты солнц. Высок и превознесен[18] Срулик-великий, летает он, и дрожит под ним Земля. На все способен Срулик и готов повиноваться приказу двух великих светил.
— Организовать кружок немногочисленных избранных людей высокого уровня, дабы обучать их великой тайне, — говорит сей владыка.
— Я присоединяюсь, — говорит Орита. — Какой тайне?
— Великая тайна того, как не быть таракашкой.
Орита заливается прозрачным звенящим смехом, и каждая звезда превращается в звон капели, низвергающейся в море небесной музыки.
— Ты со своими странными идеями! — говорит она ему и, обращаясь к Гавриэлю, добавляет: — Я думаю, что Срулик потому такой забавный, что, в сущности, для него нет ничего важного.
Срулик улыбается, и она говорит ему:
— Ты ведь только потому такой легкий и приятный человек, что ничто на свете тебя по-настоящему не трогает.
Ой… у Срулика перехватывает горло, и он немедленно вручает себе еще один знак отличия — медаль за героизм, проявленный при несении секретной службы.
— В чем же кроется великая тайна? — спрашивает Гавриэль, и вместе с его вопросом четыре глубоких удара вырываются из старинных часов, стоящих в доме.
— Ой, я должен бежать на работу! — говорит Срулик. — Поговорим об этом в следующий раз.
Дети, пришедшие поменять книги, конечно, уже стоят перед закрытой дверью библиотеки, а ведь он заскочил сюда только на одну минуточку, чтобы подышать, чтобы наполнить свои легкие высокогорным воздухом, прежде чем снова начнет погружаться то в омут одной напасти, то в омут другой, еще более глубокий.
— Великая тайна кроется в зеркале, — сказал Срулик про себя, увидев свое отражение в большом зеркале кафе «Гат».
Закрыв библиотеку в восемь часов вечера, он зашел в кафе «Гат» перед возвращением домой. Согласно их моментальному временному уговору Роза будет оставаться с его матерью до девяти часов, и потому в его распоряжении оставался еще почти целый час, чтобы передохнуть, изучить свое расположение на местности, наметить для себя путь к спасению из тесноты[19] на простор Ура Халдейского.
— Внешний вид важнее расположения духа, — сказал он себе фразу, которую говорил его отец, когда хотел представить себе сам и показать клиенту, как будет выглядеть заказанный стол, и точно таким же жестом вытащил из внутреннего кармана карандаш с блокнотом и начал намечать — не храмовую мебель и утварь, а схему своего состояния в этот момент и порядок необходимых действий. Будь у него с собой несколько цветных карандашей, карта получилась бы красивей, но и в черно-белом исполнении рисунок вышел достаточно удачным, и когда набросок был завершен, выяснилось, что положение не настолько отчаянное и не так страшен черт, и чем больше он рассматривал и изучал это изображение, тем легче становилось у него на сердце, и пузырьки ликования начинали возвещать переход доброй надежды от возможного к реальному.
Еще один пристальный взгляд с верной точки зрения — и между строк проступит благая весть о том, что великое желанное путешествие не только не отменяется из-за удручающих обстоятельств, но буквально вытекает из них, и как он уже сказал вчера Орите, все необходимые к нему приготовления не должны занять более двух месяцев. Совершенно ясно, что ему прежде всего придется зайти к врачу, чтобы услышать от него по возможности ясное мнение о заболевании мамы и ее шансах на быстрое выздоровление. Все прочее — не более чем составление графика «дежурств» (как он именовал необходимость чьего-либо постоянного присутствия подле нее), которые будут распределены между ним, его сестрой и бабушкой Шифрой. На миг ему пришло на ум подключить к этим дежурствам еще тетушек Эльку и Этель. Итак, что же? Когда Срулик отправится в великое путешествие, его место на дежурстве займет соседка Роза, а он заплатит ей за каждый час пребывания с мамой как за час рабочего времени. Обязательно заплатит ей за три месяца вперед. В конце концов, это всего-навсего вопрос небольших денег, и эти деньги для оплаты трех месяцев Розиных услуг он сможет выручить дополнительной работой. Если он поработает в течение двух месяцев с утра до вечера и с вечера до утра, берясь за все, что ему подвернется под руку, нет ни малейшего сомнения, что заработает достаточно и для того, чтобы заплатить Розе за все, что ей полагается, за три месяца вперед, и для всего, что понадобится ему для того, чтобы отправиться в путь, для начала путешествия.
А что, если по прошествии двух месяцев, после того, как он будет днями и ночами трудиться на всякой подвернувшейся ему под руку работе, как легкой, так и тяжелой, и после того, как добудет все необходимые деньги, и после того, как заплатит Розе все причитающееся ей за три месяца вперед, и после того, как наилучшим образом организует дежурства сестры, бабушки и Розы (а ведь, возможно, мама тем временем поправится или ее состояние улучшится, как уже не раз случалось, и ей уже не понадобится все это сложное планирование!), и после того, как он завершит все приготовления, необходимые для самой поездки назад к истокам первого еврея, — что, если после всего этого Орита вдруг взвесит все заново и передумает? Внезапно решит, что она не едет с маленьким Сруликом в Ур Халдейский, а остается в Иерусалиме со своими английскими приятелями или отплывает в Париж с одним из молодых друзей?
