В школе не проходят Англо-бурскую войну, по крайней мере в английских классах. Ходят слухи, что Англо-бурскую войну изучают в классах африканеров, под названием Tweede Vryheidsoorlog (Вторая война за освобождение), но эту тему не сдают на экзамене. Поскольку это щекотливый вопрос, Англо-бурской войны нет в школьной программе. Даже его родители ничего не говорят об Англо-бурской войне, о том, кто был прав и кто виноват. Однако мать постоянно повторяет одну историю об Англо-бурской войне, которую ей рассказала ее мать. Когда буры пришли к ним на ферму, говорит мама, они потребовали еды и денег и ожидали, что им будут прислуживать. А когда пришли британские солдаты, они спали на конюшне, ничего не украли и перед тем, как уйти, вежливо поблагодарили хозяев.
Британцы с их высокомерными, надменными генералами — злодеи Англо-бурской войны. А еще они глупые, потому что носили красную форму, которая делала их легкой мишенью для метких бурских стрелков. Предполагается, что в рассказах о войне ты будешь на стороне буров, сражавшихся за свою свободу против мощи Британской империи. Однако он не любит буров — не только за их длинные бороды и уродливую одежду, но и за то, что они прятались за скалами и стреляли из засады, — и любит британцев за то, что они шли на смерть под звуки волынки.
В Вустере англичане в меньшинстве, а в Реюнион-Парк их совсем мало. Кроме него и брата, которые только отчасти англичане, есть только два настоящих англичанина: Роб Харт и маленький жилистый мальчик по имени Боб Смит, отец которого работает на железной дороге, у него какая-то болезнь, от которой шелушится кожа (мать запрещает ему дотрагиваться до детей из семьи Смит).
Когда он случайно проговаривается, что мисс Остуизен сечет Роба Харта, его родители сразу понимают, в чем дело. Мисс Остуизен принадлежит к клану Остуизенов, которые националисты, отец Роба Харта, владелец скобяной лавки, был членом городского совета Объединенной партии до выборов 1948 года.
Родители качают головой, не одобряя мисс Остуизен. Они считают ее легковозбудимой, истеричной и не одобряют ее крашенные хной волосы. При Сматсе, говорит отец, приняли бы какие-то меры в отношении учителя, который вносит политику в школьную жизнь. Его отец тоже из Объединенной партии. Фактически отец потерял работу в Кейптауне (должность, названием которой гордилась мама, — ревизор арендных сделок), когда Малан победил Сматса в 1948 году. Это из-за Малана им пришлось покинуть дом в Роузбэнк, о котором он вспоминает с такой тоской, — дом с большим заросшим садом и обсерваторией с куполом, с двумя большими погребами, — а ему пришлось расстаться с начальной школой Роузбэнк и со своими друзьями и приехать сюда, в Вустер. В Кейптауне отец отправлялся утром на работу в щегольском двубортном костюме, с кожаным дипломатом в руках. Когда дети спрашивали, чем занимается его отец, он отвечал: «Он инспектор арендных сделок», — и они почтительно умолкали. В Вустере у должности отца нет названия.
— Мой отец работает в «Стэндард кэннерз», — приходится ему теперь говорить.
— Но что он делает?
— Он в офисе, занимается счетоводством, — неуверенно произносит он. Он понятия не имеет, что означает «счетоводство».
Компания «Стэндард кэннерз» производит консервированные персики «Альберта», консервированные груши «Бартлетт» и консервированные абрикосы. «Стэндард кэннерз» выпускает больше консервов, чем любая другая консервная фирма в стране, — это все, чем она известна.
Несмотря на поражение 1946 года и смерть генерала Сматса, отец остается верен Объединенной партии — верен, но при этом мрачен. Адвокат Штраус, новый лидер Объединенной партии, — лишь бледная тень Сматса, при Штраусе у ОП нет шансов выиграть на следующих выборах. Кроме того, Националистическая партия гарантирует себе победу тем, что передвигает границы избирательных округов в угоду своим сторонникам в platteland, сельской местности.
— Почему этому не препятствуют? — спрашивает он отца.
— Кто? — задает вопрос отец. — Кто может их остановить? Они могут делать все, что им угодно, — теперь, когда они у власти.
Он не видит смысла в том, чтобы устраивать выборы, если победившая партия может менять правила. Это все равно как если бы бэтсмен решал, кто может, а кто не может подавать мяч.
Отец включает радио, когда передают новости, — но на самом деле только затем, чтобы послушать счет спортивных игр: крикет летом, регби зимой.
Когда-то сводку новостей передавали из Англии — до того, как к власти пришли националисты. Сначала звучало «Боже, храни короля», затем раздавались шесть радиосигналов из Гринвича, диктор объявлял: «Говорит Лондон, передаем новости» — и читал новости со всего мира. Теперь все это в прошлом. «Говорит Южноафриканская радиовещательная корпорация», — после этих слов диктор пускается в пространный пересказ того, что сказал в парламенте доктор Малан.
Что он особенно ненавидит в Вустере, из-за чего ему хочется сбежать — это ярость и гнев, которые он чувствует в мальчиках-африканерах. Он боится, просто терпеть не может неуклюжих босоногих мальчишек-африканеров в их тесных коротких брюках, особенно старших мальчиков, которые, дай им полшанса, утащат тебя в какое-нибудь тихое место в вельде и будут над тобой измываться, — он слышал, как об этом упоминали со смешком. Например, они могут тебя borsel — насколько он понял, это означает, что с тебя снимут штаны и намажут яйца кремом для чистки обуви (но почему яйца? почему крем для чистки обуви?) и пошлют домой по улицам, полуголого и рыдающего.
Студенты, проходящие педагогическую практику в школе, распространяют легенды о посвящении и о том, что бывает во время посвящения. Мальчики-африканеры шепчутся об этом так же взволнованно, как о порке. То, что он слышит, вызывает у него отвращение: например, при посвящении разгуливают в подгузниках или пьют мочу. Если нужно пройти через это, чтобы стать учителем, он отказывается быть учителем.
Ходят слухи, что правительство собирается отдать распоряжение, чтобы все школьники с фамилиями, как у африканеров, были переведены в классы африканеров. Его родители тихо говорят об этом, они явно обеспокоены. Что до него, то его охватывает паника при мысли о переходе в класс африканеров. Он говорит родителям, что не подчинится. Откажется ходить в школу. Они пытаются его успокоить. «Ничего не будет, — говорят они. — Это просто разговоры. Пройдут годы, прежде чем они что-нибудь сделают». Он в этом не уверен.
Как становится известно, решать предстоит инспекторам, переводить ли ненастоящих англичан из английских классов. Он живет в страхе перед днем, когда придет инспектор, проведет пальцем по списку в классном журнале, назовет его имя и прикажет собирать учебники. На такой случай у него заготовлен тщательно разработанный план. Он соберет учебники и без возражений покинет класс. Но не пойдет в класс африканеров. Вместо этого спокойно, чтобы не привлекать внимания, он отправится в сарай, где хранятся велосипеды, возьмет свой велосипед и так быстро поедет домой, что никто не сможет его поймать. Потом он закроет и запрет дверь парадного входа и скажет матери, что не вернется в школу, а если она его выдаст, покончит с собой.
