Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
Если примерно такие же разговоры велись и в самой Германии, то, скорее всего, нечего было надеяться на то, что среди генералов и офицерского корпуса появится оппозиция режиму.
* * *
Убежище от всех этих черных мыслей я искал в книгах по марксизму и ленинизму лагерной библиотеки. Еще прошлой зимой Хадерман подготовил что-то вроде графика моих занятий, чтобы помочь мне поскорее сориентироваться в этом учении. Больше всего меня поразило во всем прочитанном то, насколько вся мировая история, особенно за последние сто лет, привязана к техническому и экономическому развитию. На самом деле я не считал себя великим знатоком истории и не думал, что мог судить, действительно ли фактический материал всех этих теорий являлся достоверным. Но для именно этого исторического периода моих знаний оказалось достаточно. Я был буквально поражен тем анализом, который в свое время смогли проделать Энгельс и Ленин, и сделанными на его основе выводами, зачастую почти пророческими, а также всеми прогнозами, что содержатся в их учении.
Наконец я нашел ответ на вопрос, который задавался в сотнях разговоров, споров и дискуссий о природе нацизма, о том, была ли эта война неизбежной. Не могла ли Германия найти какой-либо другой путь для преодоления кризиса 1929–1932 годов, вместо того чтобы пытаться получить политическое могущество силой оружия?
Никто не мог ответить на него. А невозможность дать ясный недвусмысленный ответ была главной причиной, почему мы, вместо того чтобы решительно покончить с нацизмом, единодушно и самоотверженно бросились воевать на его стороне.
Независимо от того, увенчается ли успехом социальный эксперимент в Советском Союзе, нам, немцам, не хватало марксистской теории для того, чтобы эффективно бороться с нацизмом. Кроме того, нам не хватало той ясной светлой цели, которую имели коммунисты, а также практических рекомендаций, пояснявших, как решить внешние и внутренние политические проблемы, как бороться с кризисами и массовой безработицей. Одной только моральной решимости недостаточно для борьбы с нацизмом, в особенности если ты не можешь предложить взамен более привлекательной альтернативы.
Именно поэтому идеи коммунизма показались мне очень убедительными. Честно говоря, я обнаружил, что совершенно беззащитен против них. Я не видел ни другой силы, ни другой идеи, которая давала бы более позитивную и реалистичную картину будущего. Церковь? Демократия? Но были ли они способны предотвратить или остановить катастрофы, сотрясавшие наш мир? И есть ли хоть малейший признак того, что им удастся это в будущем? Я в это не верил.
Единственный факт, настороживший меня, заключался в том, что и в Советском Союзе, и в Третьем рейхе существовало слишком много похожих вещей: повсюду всепроникающая пропаганда, которая с такой безвкусной банальностью и нарочитым национализмом была характерна для нацистского восприятия действительности; фанатизм, с которым те и другие защищали свои идеи, которые считали единственно верными; царящее повсюду доктринерство, сведение всех и вся к единой примитивной массе; незаслуженное влияние, которое получали партийные фавориты, а также всепроникающая коррупция.
Конечно, сложно было оценивать что-либо, находясь в лагере для военнопленных. Я заранее прошу прощения за возможно необоснованные выводы. Еще до плена меня часто раздражали откровенная ненависть и неприязнь, сквозившие в высказываниях многих офицеров, которые видели в Советском Союзе только плохое. Сейчас кое-кто подталкивал меня к тому, чтобы я занял прямо противоположную позицию.
Вряд ли стоит отрицать факт, что многое из того, что нам здесь не по вкусу, можно связывать с более ранней историей и общественным строем России, к вековому застою на этих обширных землях. Наверное, стоило организовать здесь революцию, чтобы создать новую элиту, настоящий класс вождей. Сейчас, во время войны, русские сильно менялись. Они признали культурные ценности прошлого, отказавшись от «революционного» процесса всеобщего нивелирования. Возвращение в армию погон, возрождение исторической памяти о Кутузове, Суворове, Петре I Великом и Иване Грозном являются лишь некоторыми признаками этих перемен в сознании.
Я верил в то, что после войны в Советском Союзе подует свежий ветер, который позволит этой стране идти по пути экономического, технического и культурного прогресса, как это делается на Западе, чтобы исчез тот постоянный страх погибнуть под ударами мощной коалиции капиталистических государств. Эта страна станет более свободной в интеллектуальном и идеологическом смысле. Главной целью коммунизма, как это ясно объявлялось, является, в конце концов, покончить с самим государством, с его тайной полицией, партией, армией и министерством пропаганды.
Если бы в конце 1933 года к власти в Германии пришел не Гитлер, а коммунисты в союзе с социал-демократами, им пришлось бы столкнуться в стране с гораздо меньшими проблемами, чем те, что стояли перед русскими в 1917 году. Многое здесь зависит скорее от того, насколько готова поддержать революцию интеллигенция, нежели от того, какие реки крови вы готовы пролить в борьбе за нее. Возможно, здесь необходимо просто преодолеть неприязнь, которую каждый мыслящий человек испытывает к примитивной, грубой и необразованной массе, чтобы поднять ее на более высокий уровень.
17 июня 1943 г.
Несколько дней назад в лагерь прибыли два коммуниста-эмигранта — Вальтер Ульбрихт и Эрих Вайнерт. Они пригласили нескольких офицеров на митинг, в том числе бывшего члена «Стального шлема», офицера кавалерии капитана Домашка, награжденного многими высшими наградами, и еще нескольких человек. В основном эти люди трезво оценивают обстановку в Германии и, несмотря на то что не объявляют себя прилюдно антифашистами, принимают участие в политических диспутах и собраниях, которые организуют инструкторы и учащиеся школы антифашизма в лагере.
Коммунисты выдвинули план создания Национального комитета, который должен будет объединить людей с различными политическими убеждениями, профессией, принадлежащих к разным классам, в общей борьбе против Гитлера. Комитет должен был организовать движение Сопротивления режиму Гитлера на территории Германии, для чего будут использованы радиопередачи, печатные издания, листовки, отправлены представители за линию фронта.
Вскоре между участниками совещания начались бесконечные споры. Большинство офицеров считали предложения коммунистов слишком долгосрочными. Их идея состояла скорее в том, чтобы вести в общих целях воспитательную работу среди военнопленных. Они предлагали возродить отдание в лагере воинского приветствия, составить списки погибших офицеров (о людях других званий ничего подобного сказано не было), организовать отправку и получение писем из Германии. Вот и все основные пункты их программы. Политическая цель формулировалась так: «Против Адольфа Гитлера и за демократическую республику!» Слово «борьба» предлагалось тщательно избегать как выражение анархии и призыв к гражданской войне. Ульбрихт, которому не хватало гибкости и умения вести переговоры, несколько раз чуть не добился прекращения дискуссии, монотонно повторяя коммунистические лозунги. Наконец Вайнерту благодаря его умению примирять стороны удалось убедить офицеров подготовить проект манифеста, который должен был служить теоретическим символом комитета, а также организовать общий митинг для военнопленных. На митинге мы торжественно утвердили текст манифеста, который планировалось опубликовать в газете «Свободное слово». Но многие офицеры отказались ставить подписи под манифестом. Они вдруг испугались заходить так далеко в своем предательстве.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 74
