Он наполнил рюмку и выпил, с трудом поборов желание вылакать водку прямо из горлышка графина, как из солдатской алюминиевой фляжки. Хорошие манеры! Пришел в приличное место, так и веди себя, как цивилизованный человек, а не как вошь окопная. Из горлышка не пей, мясо руками не хватай, нож держи в правой руке, вилку в левой и не забывай, черт бы тебя побрал, пользоваться салфеткой!
Бас-гитара вдруг рыкнула не в такт и замолчала. Синтезатор дал петуха и тоже умолк. В последний раз звякнули тарелки, но долгожданная тишина так и не наступила. Вместо музыки со стороны эстрады теперь доносились какие-то возбужденные крики и женский визг. Что-то тяжело грохнуло, затрещало, со звоном посыпалась на пол посуда, опять заверещали женщины. Юрий поднял голову и увидел, что на площадке, где недавно танцевали, теперь дерутся – пьяно, тесно, размашисто и бестолково.
Он пригляделся – без интереса, просто потому, что смотреть было не на что, – и понял, что несколько поспешил с выводами. По крайней мере, один из участников драки явно понимал в этом деле толк. Удары, которыми он щедро оделял своих многочисленных противников, выдавали в нем бывшего боксера, и притом весьма неплохого. Пересчитать его противников Юрию никак не удавалось, потому что они то и дело пробкой вылетали из круга, опрокидывая зрителей и мебель, чтобы, поднявшись, тут же вернуться за новой порцией. Их было не то пять, не то семь – в общем, многовато на одного, но Юрия это никоим образом не касалось. Подумаешь, невидаль – пьяная драка в кабаке! Встретят ребята Новый год в милицейском обезьяннике, всего делов-то...
В этот момент одинокий боксер повернулся к нему лицом, и Юрий узнал его. Это был Миронов, в просторечье Мирон, главный редактор газеты "Московский полдень", в которой Юрий какое-то время работал водителем. Парень он был, в общем-то, неплохой, но уж очень гибкий, и гибкость эта однажды чуть не довела его до большой беды. Юрий тогда вмешался в ситуацию и даже, помнится, накидал Мирону пачек. Была у Юрия Филатова такая нехорошая привычка – выяснять отношения с начальством при помощи кулаков. Само собой, в такой ситуации кто-то должен уйти. Начальство неизменно оставалось на своем месте, хоть и с битой мордой, а вот Юрий Филатов получал в бухгалтерии расчет и отчаливал в неизвестном направлении. То же самое получилось у него и с Мироном: не то чтобы главный редактор настаивал на увольнении редакционного водителя Филатова, но Юрий и сам не хотел оставаться, уж очень все это было противно, да и нужда в деньгах к тому времени как раз отпала...
Юрий поймал за плечо рослого молодого человека, который как раз возвращался в круг, держа за горлышко, как гранату, пустую бутылку из-под шампанского, развернул его лицом к себе и аккуратно, чтобы, не дай бог, чего-нибудь не сломать, ударил в челюсть. Молодой человек широко взмахнул руками и спиной вперед полетел на Мирона; бутылка, описав в воздухе широкую дугу, с глухим стуком приземлилась на эстраду. Мирон ловко уклонился от падающего тела и врезал очередному противнику по корпусу, боком свалив его в визжащую толпу. Юрий удивился: он, хоть убей, не помнил, когда, как и, главное, зачем покинул свой столик, пересек почти весь зал и очутился в центре событий.
Компания, пытавшаяся одолеть стойкого Мирона, теперь частично переключила свое внимание на нового противника. На Юрия насели сразу трое, из которых двое дрались как положено, голыми руками, а третий – вот потеха! – зачем-то вооружился тупым столовым ножиком с закругленным концом. Первым делом Юрий целенаправленно уложил этого фехтовальщика, пока он ненароком кого-нибудь не поранил, а потом вплотную занялся оставшимися двумя. Мирона он мог видеть только краешком глаза, но, судя по доносившимся до Юрия звукам, главный редактор "Московского полудня" был до смерти рад подвернувшемуся случаю размять мышцы.
Два боксера, пусть даже и бывших, против компании пьяных ресторанных отморозков – это было просто смешно, но драка почему-то никак не кончалась. Только когда перед ним мелькнуло знакомое лицо вышибалы, Юрий сообразил, что они с Мироном уже в течение нескольких минут мордуют ресторанную обслугу и добровольцев из публики, пытавшихся прекратить безобразие. Это уже был перебор, но вышибале Юрий все-таки вмазал – просто не удержался. Вышибала очень красиво улетел к чертям и врезался в толпу. Юрий заметил, что толпа была одета в серые мундиры со светлыми пуговицами, и благоразумно задрал руки кверху, показывая, что сдается. Правда, со стороны это больше походило на торжествующий жест боксера, одержавшего блестящую победу на ринге. Юрию все-таки надавали по почкам. Он терпел, наблюдая, как рядом вяжут веселого Мирона.
Потом их вместе с разбитым наголову противником построили гуськом и погнали вон из ресторана, к машине. Двоих участников драки омоновцам пришлось волочить под руки – сами они не могли идти. Покидая ресторан, Юрий прятал глаза – ему было стыдно.
– Ба! – радостно заорал оказавшийся рядом с Юрием Мирон. – То-то я смотрю, что карточка вроде знакомая! Здорово, Юрий свет Алексеевич!
– Здравствуй, жопа, Новый год, – мрачно ответил Юрий, не к месту припомнив Серегу Веригина, который, наверное, уже потирал руки над праздничным столом.
Через десять минут они были в отделении милиции, а еще через пять из стоявшего на облупленном железном сейфе репродуктора донесся знакомый бой курантов, возвестивший наступление Нового года.
* * *
После влажной духоты котельной морозный воздух снаружи показался им особенно сухим и свежим. Налетевший порыв ветра швырнул в разгоряченные лица горсть снежных хлопьев, прошуршал по щербатой кирпичной стене и громыхнул отставшим листом кровельной жести. На утоптанной тропинке темнели подмерзающие сгустки кровавой слизи – кто-то наплевал, уходя домой. Плевки быстро заметало свежим снегом.
Зимин поплотнее запахнул у горла овчинный воротник куртки и придержал его рукой в теплой кожаной перчатке, чтобы не задувало. Адреналин наклонился, зачерпнул пригоршню снега и приложил к лицу. Снег окрасился кровью.
– Отмойся как следует, – ворчливо посоветовал Зимин. – У тебя не рожа, а свекольный салат. С таким портретом через пять минут окажешься в ментовке.
– Плевать, – сказал Адреналин, но все-таки послушался и принялся старательно оттирать снегом физиономию, разрисованную подсыхающей кровью.
– Надо бы как-то организовать душевую, – сказал Зимин, с легким нетерпением притопывая ногой. – В котельной это сделать не так уж сложно.
– Зачем? – невнятно спросил Адреналин сквозь прижатые к лицу, покрасневшие от холода ладони с ободранными в кровь костяшками пальцев. Облезлая кроличья шапка криво и ненадежно сидела у него на самом затылке, куртка была расстегнута, открывая голую жилистую шею, на которой бесполезно болтался потасканный шарф; подтаявший, розовый от крови снег комками продавливался у него между пальцами и падал на дорожку. – Зачем, а? – повторил Адреналин, отнимая ладони от облепленного снегом лица.
– Вот как раз за этим, – сердито кривя рот, сказал Зимин. – Зачем душевая? Чтобы мыться! Пот, грязь, кровища... И в таком виде приходится расходиться по домам. Не знаю, как ты, а мне не нравится, когда от меня разит, как от козла.
