Это Принуждение. Оно всегда стояло за девушкой. Это был мужчина неопределенных лет, болезненно-худой, с сильно впалыми щеками, опущенными тяжелыми веками, бледными, тонкими, крепко сжатыми губами, острыми и отовсюду выпирающими угловатыми костями. Даже глаза и те не выделялись. Бледно-бледно-серые, без бликов. Погасшие. А еще куча цепей на ногах, на руках, на шее. Такие тяжелые, гремучие, натирающие до крови, черные, но в каких-то местах протертые. Принуждение сутулилось под тяжестью воздуха, окружающего его, от толстой цепи на шее, от всего, что видело. Единственное, что Катю отличало от Принуждения, так это отсутствие цепей. Хотя, может, невидимые цепи тоже считаются?
Она часто плакала по ночам, иногда и сама не понимала, почему. Просто так. От того, что накапливалось: от постоянной, безграничной нагрузки или от споров с родителями. Спорами это трудно назвать, потому что ее секундные восстания быстро подавлялись фразами типа:
– Ты должна! Что из тебя будет? Мы всегда хотели, чтобы ты была такой! Зачем ты занимаешь этим, если можешь заниматься другим (тем, что нравится нам)? Тебе же это намного нужнее! Мы лучше знаем!
А может, плакала, еще и потому, что скорбела по своим желаниям.
И так было всегда. Когда-то она осмелилась сказать родителям, что хотела бы стать актрисой. Представьте себе, актрисой!
– Как это, актрисой? Ты всегда хотела быть инженером. И зачем? Тем более у тебя нет таланта и внешности, необходимых для этой профессии. Зато у тебя так прекрасно получается заниматься физикой, – говорила Кате ее мать.
Консервативный человек, она всегда была строга к своей единственной дочери. И если вдруг Катерина осмеливалась вступить в спор, сразу же получала в ответ:
– Замолчи! Я лучше знаю.
Возможно, в каких-то случаях она и была права, но явно не во всех. Взрослые, да и дети – одним словом, все люди почти всегда думают, что очень хорошо знают мир вокруг, что их мнение, несмотря на прогрессивность и изменчивость жизни, является единственно верным. Но это не совсем так: на одной стороне планеты может быть ночь, на другой – день. И для каждого это норма. Но ведь люди не начинают войны, не убивают друг друга только потому, что на их стороне светло, а на другой темно. И уж согласитесь, глупо убеждать, если у вас ночь, что и у других тоже должна быть ночь, несмотря на яркое солнце у тех других над головами.
Поэтому Катерина и жила в постоянной упряжке, была одной лошадкой, которая выполняла работу за троих, везя за собой воз с огромным камнем, камнем, который с каждым днем становился тяжелее и массивнее, отбрасывая все большую тень.
Так и проходили ее года: не осознавая своих настоящих желаний, других радостей жизни, кроме учебы и прочих сопутствующих занятий, не увлекаясь совершенно ничем, за исключением навязанных семьей «увлечений». Самая прекрасная пора жизни, говорите?
***
В школе, в которой училась девушка, сегодня был выпускной бал. Благо, училась она в достаточно престижной школе, способной снимать для своих мероприятий разные помещения: официальные для научных конференций, огромные и вместительные актовые залы, идеально подходящие для развлекательных мероприятий. И, как сегодня, огромный, просторный и прекрасно освещаемый десятками хрустальных люстр зал.
Один его вид чего стоил: стены, высотой около 7-8 метров, равномерно окрашены в бледно-персиковый цвет; через одинаковый промежуток на стенах красовались величественные подсвечники, к сожалению, без зажженных свечей; стеклянный, начисто вымытый потолок безукоризненно отражал все происходящее; пол из красного дерева совершенно не выглядел старым или изношенным, скорее наоборот, несмотря на возраст здания, сохранился очень хорошо: цвета оставались таким же яркими и насыщенными, как сто, а может и двести лет назад, еще при царях. Каждый, кто сюда входил, мог почувствовать себя в сказке, ощутить эту поистине зачаровывающую атмосферу грандиозного события, насладиться синхронным перемещением танцующих пар, цветами и формами всевозможных платьев, убедиться в красоте и изяществе жизни.
Каждый участник (а это только учащиеся выпускных классов) этого праздника, особенно девушки, начинали готовиться к нему за полгода. Катерине в этом плане было чуть легче. Что касается одежды, она всегда знала, чего хочет. Еще в девятом классе она была уверена, в каком платье пойдет на свой бал, какая у нее будет прическа и какого цвета будут туфли.
Девушка проснулась в шесть утра. Я вру: кто вообще может крепко спать перед днем, которого очень долго ждешь? Она, вероятно, почти и не спала. В голове постоянно крутились мысли: «Только бы не упасть на глазах у всех… вдруг платье испачкается… наступлю на ногу партнеру» и прочее, что нагоняет тревогу и кормит неуверенность.
Катерина была настроена очень серьезно: платье было заказано еще два месяца назад. И оно действительно стоило тех усилий и денег, которые были потрачены. Для начала, оно было в пол, нежное и воздушное. Даже темно-бордовый цвет не утяжелял его. Низ платья был простой формы, напоминающей перевернутую чашу бокала шампанского. Зато каким прекрасным, я бы сказал, сказочным был верх! Как будто тысячи маленьких цветков, бусинок или просто кусочков ткани были наклеены на само тело; благодаря этому красивые плечи девушки были открыты, но прятались под длинными, слегка накрученными волосами. Катерина, которая и без того казалась невесомой, благодаря этому платью могла просто парить над землей, как будто эти цветочки – это маленькие крылышки, усиленно поднимающие тело вверх, к облакам, но, к сожалению, не справляющиеся со своей работой. На ногах же были черные изящные лодочки. Словом, выглядела она прекрасно. Но чего-то все равно не хватало.
Когда девушка вошла в зал, тут, видимо, была уже половина тех, кто должен был прийти. Люди оживленно разговаривали, улыбались, обменивались любезностями, искренними и не очень. Некоторые стояли в стороне, невидимыми движениями репетировали финальный танец.
К Катерине, запыхавшись, подбежал какой-то парень. Невысокий, одного роста с девушкой, рыжий и зеленоглазый, с милой и искренней, даже детской, улыбкой.
– Я уже думал, что ты опоздаешь, – произнес он.
– Еще полчаса, чего волноваться?
Он не ответил, просто повернулся и пошагал туда, откуда прибежал. За ним последовала девушка. Это был Алан, очень хороший друг Катерины. Дружили они с самого детства, еще до того, как стали учиться в одном классе.
Обычно говорят, что противоположности притягиваются. Но не в их случае. Оба они любят веселиться и смеяться, а иногда побыть в одиночестве; оба любят читать. Единственное, что у них разное, так это выбор профессии: Алан будет учиться в Академии искусств на художника-иллюстратора (как он говорит, с самого детства хотел этого и знал, что эта профессия точно для него), а Катерина – на инженера.
Бал проходил великолепно: отличная, даже замечательная атмосфера, классическая, подходящая по духу музыка, превосходное настроение каждого человека, находящегося тут.
А теперь закройте глаза и представьте: вы стоите где-то у стены этого огромного зала, но видите абсолютно все танцующие пары. Они кружатся, кружатся и кружатся, бесконечно прекрасные платья мелькают, создавая переливания цветов, игривые и непостоянные; статные юноши, поднимающие своих партнерш прямо в воздух; юбки платьев, как будто цветы, кружатся и изредка раскрываются, заполняя все пространство; синхронные движения, отдаления и приближения, страстные и ответные смущенные взгляды; никто ни с кем не сталкивается, хотя места получилось мало; все идеально.
