— Чё? — Мигг не расслышала.
— Мать есть? — прокричал ей в ухо гвардеец.
— Померла.
— Я его не видала с тех пор, как он меня продал.
— Ладно, тогда я тебя в замок отвезу.
— Чё? — Мигг опять не расслышала и беспомощно оглянулась.
— Я отвезу тебя в замок! — прокричал ей в ухо гвардеец.
— Туда.
— Хорошо. Я тоже когда-нибудь стану принцессой.
— Неплохой замысел, — похвалил гвардеец и, крикнув лошади «но!», тронул поводья.
— Хорошо, что я еду в замок, — повторила Мигг и бережно потрогала свои уши-кочерыжки.
— Радуйся, не возбраняется. Хотя никому, кроме тебя, знать об этом не интересно, — ответил гвардеец. — Я везу тебя в замок, и баста. Там тебя к какому ни на есть делу пристроят. Кончилось твоё рабство. Служанкой будешь, служанкам жалованье платят.
— Чего? — Мигг опять не расслышала.
— Ты будешь служанкой, — прокричал ей в ухо гвардеец. — Не рабыней.
— Ух ты! — обрадовалась Мигг. — Я буду служанкой. Не рабыней.
Ей было в этот момент двенадцать лет. Её мама давно умерла.
Отец её продал. Дядя, который был ей вовсе не дядя, измочалил её уши затрещинами, так что она почти потеряла слух. А ей больше всего на свете хотелось быть маленькой принцессочкой с золотой короной на голове и ездить на белой лошадке, которая цокает копытцами и выкидывает высоко вверх тонкие ноги.
Читатель, как думаешь, стоит ли тешить себя надеждами, когда надеяться в общем-то не на что? Но ведь мечтать и надеяться — не преступление? В конце концов, мечтать (как и радоваться) не возбраняется — гвардеец сам так сказал. Хотя бы потому, что никого, кроме тебя, это вообще не волнует.
Глава двадцать девятая
Сперва венеранс, а потом катушка
Удача, раз улыбнувшись, уже не оставляла Миггери Coy. В первый же день её службы во дворце девочку послали отнести принцессе катушку красных ниток.
— Заруби себе на носу, — сказала Начальница всех служанок, строгая женщина по имени Луиза. — Принцесса — особа королевской крови, поэтому ты должна сделать реверанс.
— Чё? — громко переспросила Мигг.
— Реверанс сделай! Не забудь! — крикнула Луиза.
— Ага, — обрадовалась Мигг. — Венеранс. Непременно, мэм.
Взяв нитки из рук Луизы, она начала подниматься по золотой лестнице в покои принцессы. Она шла и тихонько разговаривала сама с собой.
— Вот ты идёшь, идёшь и сейчас увидишь принцессочку. Ты, Миггери Coy, собственной персоной, сейчас увидишь принцессочку, тоже собственной персоной. И не забудь — сразу венеранс, потому что она особа королевской крови.
Однако у самой двери в покои принцессы Мигг вдруг страшно перепугалась. Она стояла, стиснув катушку в кулаке, и бормотала:
— Как же это? Чё делать-то? Сперва катушку отдать, а потом веранс? Или нет, сначала неранс, а потом катушку отдать. Да, так, точно так. Сперва ве-не-ранс, а потом катушка.
Она постучала в дверь.
— Войдите, — сказала изнутри Горошинка.
Но Мигг её голоса не услышала и постучала ещё раз.
— Войдите, — повторила Горошинка.
Но Мигг снова ничего не услышала и постучала в третий раз. «Может, принцессочки и дома-то нет», — подумала она.
Но тут дверь распахнулась, и на пороге оказалась принцесса собственной персоной. И она смотрела прямо на Миггери Coy.
— Ух ты! — выдохнула Мигг да так и осталась стоять с открытым ртом.
— Здравствуй, — сказала Горошинка. — Ты, наверно, новая служанка? Нитки принесла?
— Сперва реванс! — скомандовала себе Мигг и, подобрав юбки для реверанса, тут же выронила катушку, а потом, пытаясь изобразить реверанс, наступила на катушку и стала балансировать на ней, пытаясь обрести равновесие.
Это продолжалось довольно долго — так, во всяком случае, показалось раскачивавшейся на катушке Мигг и принцессе, которая за этим наблюдала, но потом новая служанка всё-таки грохнулась на пол к ногам Горошинки.
— УУУУУУУУУУх-тыыыыыыыыыы! — сказала Миггери Coy.
Больше Горошинка сдерживаться не могла — новая служанка громко расхохоталась.
— Ничего страшного, — проговорила она сквозь смех. — Главное порыв, а не результат.
— Чё? — Мигг и не поняла и недослышала.
— Главное, что ты хотела сделать как надо! — прокричала Горошинка.
— Спасибо, мисс. — Мигг медленно поднялась на ноги, взглянула на принцессу. И тут же испуганно потупилась. — Сперва вернанс, а потом катушка, — пробормотала она.
— Ты о чём? — удивилась Горошинка.
— Господи! — воскликнула Мигг. — А катушка-то где?!
Она снова плюхнулась на пол и поползла на локтях и коленках искать катушку. Слава богу, нашла! Мигг выпрямилась и протянула катушку принцессе.
— Я ж вам катушку принесла! Держите вот.
— Замечательно! — ответила Горошинка. — А то у меня красные нитки всё время теряются. Остальные на месте, а красные что ни день пропадают.
— Вы чего шьёте-то? — спросила Мигг, скосив глаза на кусок ткани в руке принцессы.
— Я вышиваю историю мира. Моего мира. Видишь, вот — король, мой отец. Он тут играет на гитаре, потому что и в жизни очень любит это делать и играет очень хорошо. А тут моя мама, королева, и она ест суп, потому что больше всего на свете она любила суп.
— Суп? Ух ты! Его ж запрещено есть!
— Конечно! Его как раз мой папа и запретил, потому что мама умерла, когда ела суп.
— Ваша мама померла?
— Да. Месяц назад. — Принцесса закусила дрожащую губу, чтобы не расплакаться.
— Ух ты! — воскликнула Мигг. — Так моя ж маманя тоже померла!
— А сколько тебе тогда было лет?
— Билет? Какой билет? — Мигг не расслышала вопрос.
— Не билет! — прокричала принцесса, — Сколько лет тебе было, когда у тебя мама умерла?
— Шесть без малого.
— Бедная! — Принцесса посмотрела на Мигг с глубоким сочувствием. — А сейчас тебе сколько?
— Двенадцать.
— И мне тоже! — оживилась Горошинка. — Мы с тобой ровесницы! Как тебя зовут? — спросила она погромче.
— Миггери. Миггери Coy. Но люди кличут Мигг. А я вас раньше видела! — выпалила девочка. — Вы мимо меня на белой лошадке проехали. Это был день моего рождения, я ещё в поле стояла, Дядиных овец пасла. На закате.
— Я тебе помахала? — спросила принцесса.
