Книга Юрьев день - Андрей Величко

Честно говоря, я был даже слегка разочарован тем, сколь малый резонанс произвел первый в мире управляемый полет аппарата тяжелее воздуха. Он еще до своего свершения был объявлен государственным секретом, так что в газетах про него не писали. Слухи тоже не поползли, Можайскому дали премию, а мне вообще пришлось удовольствоваться устной благодарностью самодержца. Жалко, в глубине души я вообще-то надеялся на хоть какой-нибудь орденок. Ведь Николаю и то присвоили звание подпоручика, а мне – ничего.

Правда, у меня висюлек и без того было весьма немало, причем высших. Судите сами – орден Андрея Первозванного, орден Александра Невского, орден Белого орла, орден Святой Анны первой степени и орден Святого Станислава – тоже первой. Не как у Брежнева, конечно, но все равно довольно внушительный иконостас. В свое оправдание я могу сказать только то, что лично я ко всем этим побрякушкам вообще никакого отношения не имел. Их пожаловали Александру Романову, когда ему исполнился месяц от роду.

Однако почти через год после полета выяснилось, что я был несколько несправедлив к родителю. Это только в кино, да и то про войну, императоры снимают со своей груди ордена и вешают их замеченным в геройстве солдатам и офицерам. В реальности и в мирное время работает бюрократическая машина, и отец просто не считал этичным вмешиваться в неспешное вращение ее шестеренок. В общем, аккурат к моменту завершения хлопот с организацией нашего комитета я получил первый в обеих жизнях действительно свой орден – Святого Владимира четвертой степени. Причем гражданский, без мечей.

– Его же чиновникам дают за выслугу лет, – разочарованно просветил меня Николай после торжественного вручения.

– Ну и что? Мое положение уж во всяком случае ближе к чиновнику, чем к военному. А до выслуги я бы его еще пятнадцать лет ждал, так что все нормально. Наконец, он мне за мои заслуги дан, а не по факту рождения! И вообще, чего ты здесь прохлаждаешься? У тебя, между прочим, сегодня самый что ни на есть рабочий день. Это у меня выходной по императорскому указу.

– Там в приемной Джевецкий сидит, а я с ним без главного инженера общаться не могу. Так что хоть у тебя и выходной, придется тебе, Алик, все равно поработать. Пошли, нас бричка ждет. С ним нужно обязательно до четырех часов пополудни разобраться, чтобы вечерние занятия не пропустить, а то маман будет недовольна.

Я, разумеется, не сказал «да и хрен бы с ее недовольством!». Просто подумал это и пошел за Николаем к выходу.

Смысл регулярных появлений Джевецкого в Приорате состоял в том, что деньги на изготовление двух дополнительных экземпляров были выделены, причем даже с запасом, но любые изменения в проект можно было вносить только по согласованию с Императорским консультативным комитетом. А так как Степан Карлович сразу понял, что испытания по утвержденной программе его лодка наверняка с треском провалит, изменения поперли косяком. Первым делом лодки приобрели вертикальный руль позади винта – раньше роль руля играл сам винт, поворачивающийся на карданном шарнире. Затем вместо подвижного балласта появились горизонтальные рули – один спереди и один сзади. Потом удлинился перископ, ибо тот огрызок, что стоял по первоначальному проекту, залила бы любая волна. И, наконец, в этот раз Степан Карлович пришел с идеей установить в дополнение к педальному приводу электромотор мощностью пятьсот ватт, а вместо балласта поместить в отсек аккумуляторы. В таком виде лодка уже начинала напоминать нечто более или менее работоспособное, но последняя модернизация выходила за пределы сметы. Однако у нашего комитета имелись собственные средства, и мы с Николаем после недолгого совещания решили вскрыть эту копилку. Теперь оставалось только заменить вооружение, то есть вместо идиотских прикрепляемых к днищу цели мин использовать торпеды, которые сейчас назывались минами Уайтхеда, и получится хоть и маленькая, недоношенная, но все же настоящая подводная лодка. Но пока Степан Карлович такого не предлагал – видимо, мало намучился с теми минами, что сейчас несли его лодки. Ничего, все еще впереди.

– Как это отразится на сроках? – поинтересовался я, прежде чем подписывать лист изменений.

– Петр Акиндинович сказал, что успеет к установленной дате.

Джевецкий имел в виду корабельного инженера Титова, надзирающего за постройкой лодок на Невском заводе. Он уже предложил немного изменить конструкцию корпуса, что резко упростило его сборку, так что образовался резерв времени. Ну, раз Титов говорит, то так оно и будет, проверено.

Мы с Николаем подписали лист изменений, и Джевецкий без напоминаний понес его регистрировать в канцелярию.

Да, у нас уже имелась не только канцелярия, но и секретариат из трех человек. Между прочим, подобрать для них кадры было не самой простой задачей. Дело в том, что круг знакомых любого человека сильно ограничен его социальным положением. Вряд ли министр будет иметь в знакомых хоть одного бомжа. То есть наш круг знакомств ограничивался в основном высшим светом, прислугой дворца, казаками отцовской охраны и офицерами воздухоплавательного отряда. Подумав, мы решили, что Николай прошерстит прислугу, а я пойду к офицерам.

Секретарей нашел Николай, и довольно быстро. Это были три сына одной знакомой нашей кастелянши. Старшему недавно стукнуло двадцать, младшему шестнадцать, про возраст среднего я не интересовался. Старший обладал хорошей памятью, средний – красивым почерком и усидчивостью, а младший любил кошек и в иных достоинствах пока замечен не был. В общем, так себе получился секретариат, но я решил, что лучше уж такой, чем вовсе никакого. Зато канцелярия, хоть и организовалась позже, лично у меня вообще никаких нареканий не вызывала. Возглавил ее дядя одного из прапорщиков воздухоплавательного отряда, коллежский регистратор с двадцатилетним опытом крючкотворства. Да, это был настоящий зубр. Акула, так сказать, канцелярского пера! Естественно, на предложение работать под началом самого цесаревича он согласился сразу. Двух письмоводителей он подобрал сам, и канцелярия заработала. Теперь я был уверен, что ни одна бумага, прошедшая через нее, не содержит отклонений от принятых бюрократических стандартов, это раз. И копия любого документа будет при необходимости быстро найдена – это два.

А вот мастерские пока стояли пустыми, но это вряд ли затянется надолго. Ибо пора было реализовать план, составленный еще в младенчестве, когда я еще и ходить-то толком не умел! То есть изобрести велосипед, а то ведь его скоро изобретут без меня. Нормальный, я имею в виду, ибо ублюдочные тут уже были – так называемые «пенни-фартинг». Здоровенное переднее колесо, насаженные прямо на его ось педали, маленькое заднее и литая резина вместо пневматических шин – кошмар! У него имелось и другое название – костотряс. Кроме полнейшего отсутствия комфорта эти велосипеды были еще и довольно опасны. Так как седок располагался почти по оси переднего колеса, то попытка хоть сколько-нибудь интенсивного торможения приводила к изящному перевороту через руль. Учитывая же немалую высоту велосипеда, такое редко обходилось без травм. В общем, я начал потихоньку рисовать чертежи нормального дорожного велосипеда. А вот строить свой самолет мне пока не хотелось.