Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 143
— Пошли, это надо отметить. Не каждый день снова встречаешь умершего друга.
Он потащил Сажерука за собой на скамью у окна, куда падал солнечный свет. Подозвав девочку, помешивавшую варево в котле, он заказал два бокала вина. Малютка несколько секунд завороженно смотрела на шрамы Сажерука, потом бросилась к стойке, из-за которой толстяк с печальными глазами внимательно оглядывал своих посетителей.
— Ты отлично выглядишь, — заметил Небесный Плясун. — Не отощал, не поседел, одежда не истрепана. Похоже, даже зубы у тебя все целы. Где ты пропадал? Может, мне тоже стоит туда отправиться — похоже, там неплохо живется?
— Даже не думай. Здесь лучше. — Сажерук откинул волосы со лба и огляделся. — Хватит обо мне. Расскажи, как твои дела. У тебя есть чем заплатить за вино, но волосы поседели, и левая нога…
— Да, нога.
Девочка принесла вино. Пока Небесный Плясун рылся в кошельке, доставая монету, она снова с таким любопытством уставилась на Сажерука, что он потер друг об друга кончики пальцев и прошептал несколько слов на языке огня. Потом выставил указательный палец, улыбнулся ей и легонько подул на ноготь. Крошечный язычок пламени, слишком слабый, чтобы разгореться в настоящий огонь, но достаточно яркий, чтобы отразиться в глазах девочки и брызнуть золотыми искрами на грязный стол, показался на кончике пальца. Малышка стояла как завороженная, пока Сажерук не задул огонек и не обмакнул палец в бокал с вином, который пододвинул ему Небесный Плясун.
— Ага, ты, стало быть, не разлюбил играть с огнем, — сказал Небесный Плясун. Девочка тем временем бросила испуганный взгляд на хозяина и поскорее вернулась к котлу. — А мне пришлось мои игры забросить.
— Как это случилось?
— Я упал с каната, и с тех пор я уже не Небесный Плясун. Торговец, чьих покупателей я отвлек, швырнул в меня капустным кочаном. Хорошо, что я упал на прилавок торговца тканями и сломал поэтому только ногу и пару ребер, а не шею.
Сажерук задумчиво посмотрел на него.
— И чем ты живешь, раз уже не можешь ходить по канату?
Небесный Плясун пожал плечами:
— Хочешь верь, хочешь нет, а я по-прежнему быстрый ходок. И верхом ездить нога мне не мешает — была бы лошадь. Я теперь гонец и этим зарабатываю на хлеб, хотя по-прежнему люблю посидеть с комедиантами, послушать их истории и погреться с ними у огня. Но кормят меня теперь буквы, хотя читать я так и не научился. Письма с угрозами и с просьбами, любовные записки, торговые договоры, завещания — все, что можно записать на листке пергамента или бумаги, я доставляю по назначению. Донесу надежно и слова, которые нашептали мне в ухо. Я неплохо зарабатываю, хотя, конечно, можно найти за деньги гонца и побыстрее. Но про меня люди точно знают, что доверенное мне письмо попадет в те самые руки, для которых предназначено. А это дорогого стоит.
В этом Сажерук не сомневался. «За пару золотых можно прочесть почту и самого герцога», — говорили в его времена. Нужно было только найти человека, умеющего подделать взломанную печать.
— А остальные? — Сажерук взглянул на лабухов у окна. — Они что поделывают?
Небесный Плясун отхлебнул вина и поморщился:
— Кислятина. Надо было заказать к нему меда. Остальные… гм… — Он потер негнущуюся ногу. — Кто умер, кто пропал неизвестно куда, вроде как ты. Вон там, за тем крестьянином, что так грустно таращится в свою кружку, — он кивнул в сторону стойки, — стоит наш старый друг Коптемаз со своей вечной улыбкой. Худший огнеглотатель на всем белом свете, хотя он все еще старательно пытается тебе подражать и никак не поймет, почему огонь не хочет танцевать для него так, как для тебя.
— Этого ему никогда не понять.
Сажерук незаметно покосился на второго огнеглотателя. Насколько он помнил, Коптемаз неплохо умел жонглировать горящими факелами, но огонь не хотел играть с ним. Коптемаз был похож на безответно влюбленного, которому снова и снова отказывает обожаемая девушка. Когда-то давно Сажерук даже поделился с ним огненным медом — так жаль было смотреть на его беспомощные усилия, но даже это не научило беднягу понимать язык пламени.
— Говорят, он теперь работает с порошком алхимиков, — прошептал Небесный Плясун через стол. — Дорогое удовольствие, на мой взгляд. Огонь кусает его так часто, что руки у него до самых плеч багрового цвета. Только к лицу он его не подпускает. Перед выступлением всегда намазывает себе физиономию так густо, что она блестит, как шкурка окорока.
— Он по-прежнему напивается после каждого представления?
— И после представления, и перед представлением, и тем не менее он все еще недурен собой, скажи?
И правда, на приветливое, всегда улыбающееся лицо Коптемаза было приятно смотреть. Он был из тех комедиантов, что живут взглядами зрителей, их аплодисментами, тем, что люди останавливаются, чтобы на них посмотреть. Он и сейчас потешал тех, кто стоял рядом с ним у стойки. Сажерук повернулся к нему спиной, ему не хотелось снова увидеть в этих глазах восхищение и зависть. Коптемаз не относился к числу тех, по кому он скучал в другом мире.
— Не думай, что Пестрому Народу стало легче жить, — негромко сказал Небесный Плясун. — С тех пор как умер Козимо, Жирный Герцог пускает нашего брата на рынки только по праздничным дням, а в свой замок — только когда его внучок начинает громогласно требовать комедиантов. Не самый милый ребенок, уже сейчас гоняет прислугу, грозя ей поркой и позорным столбом, но Пестрый Народ он любит.
— Козимо Прекрасный умер? — Сажерук чуть не подавился кислым вином.
— Да. — Небесный Плясун перегнулся через стол, словно считал неприличным говорить о беде и смерти слишком громко. — Всего год назад он отправился, прекрасный, как ангел, доказать свою княжескую доблесть и уничтожить поджигателей, поселившихся в лесу. Ты, может быть, помнишь их главаря, Каприкорна?
Сажерук невольно улыбнулся.
— О да, его я помню, — тихо сказал он.
— Он исчез примерно тогда же, когда и ты, но его банда хладнокровно продолжала свое дело. Новым вожаком стал Огненный Лис. Ни одна деревня, ни один крестьянский двор по эту сторону леса не чувствовали себя в безопасности. И вот Козимо отправился в поход, чтобы покончить с этой нечистью. Он изничтожил всю банду, но сам не вернулся назад, и с тех пор его отца, обжору, завтраком которого могли бы прокормиться три деревни, стали звать еще Герцог Вздохов. Потому что кроме как вздыхать Жирный Герцог с тех пор ничего не делает.
Сажерук протянул пальцы к пыли, танцевавшей перед ним в солнечном луче.
— Герцог Вздохов, — задумчиво проговорил он. — Вон оно как. А как поживает светлейший князь по ту сторону леса?
— Змееглав? — Небесный Плясун настороженно огляделся. — Этот пока жив, к сожалению. По-прежнему воображает себя властелином мира, велит ослепить любого крестьянина, которого его егеря поймают в лесу с убитым кроликом, обращает в рабов тех, кто не платит ему налогов, и заставляет их копаться в земле, добывая серебряную руду, пока они не начнут харкать кровью. Виселицы вокруг его замка никогда не пустуют, и больше всего он любит подвесить на них пару пестрых штанов. Однако дурного о нем почти не услышишь, потому что шпионов у него больше, чем вшей на этом постоялом дворе, и он им хорошо платит. Но смерть, — тихо добавил Небесный Плясун, — не подкупишь, а Змееглав уже стар. Говорят, он в последнее время боится Белых Женщин и смерти, боится так, что ночи простаивает на коленях, воя, как побитая собака. Его повара каждое утро готовят ему пудинг из телячьей крови, который якобы сохраняет молодость, а под подушкой у него лежит, говорят, палец повешенного, защищающий от Белых Женщин. За последние семь лет он четыре раза женился. Его жены становятся все моложе, но ни одна из них так и не подарила ему того, о чем он так мечтает.
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 143
