Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
Они, скользя, пробежали на другой берег — лед потрескивал под ногами. Помогая себе руками, взобрались по склону, где сквозь снег торчала колючая прошлогодняя трава.
Страшный хруст раздался позади. А потом визг.
Таня и Шурка обернулись: сторож и милиционер сообща вытаскивали на берег женщину. Шляпка ее свалилась на лед. Сумка и подол платья промокли. Ноги беспомощно скользили по снежной каше крутого склона, как будто женщина бежала на месте. Ее весенний лед не выдержал.
Таня и Шурка опрометью понеслись мимо Марсова поля. Мимо канала, за которым спал другой парк, к домам. Туда, где в проходных дворах можно было уйти от любой погони. Туда, где румянцем, пряниками и бирюзой сверкали в небе купола старого собора.
Редкие прохожие косились на них. В этом городе с его строгими красивыми домами, площадями, мостами, проспектами не принято было бегать.
Дети обогнули собор, пробежали по мосту через канал, забежали в тесный темноватый двор. Стены домов образовывали прямоугольник с квадратом неба вверху. Здесь можно было отдышаться.
На земле поленницей лежали только что, видимо, привезенные дрова. От них приятно пахло смолой.
Шурка сел на приступочку. Таня тоже тяжело дышала.
— Всё, — захныкал Шурка. — Я больше не могу. Я устал. Хочу домой, есть, пить и писать.
— Шурка, ты чего?
Воздух медленно густел, голубел: еще недлинный весенний ленинградский день повернул к вечеру.
— Милиционеры за нами бегают, птицы с нами разговаривают, надоела эта дурацкая игра. Хочу домой! Пойдем домой!
— А как же папа?
— Мама же сказала, что он уехал! В командировку Ты сама говорила… Пойдем домой!
Таня вздохнула.
— Давай хоть в кино сходим? Глупо как-то. Мама денег дала, чтобы мы повеселились. А мы только пирожки купили. И хлеб.
— Не хочу в кино. Хочу домой!
— Ну не реви, — рассердилась Таня. — Ты, между прочим, первый затеял с Черным Вороном.
— А теперь не хочу!
— Ладно. Пошли.
— Домой?
— Домой.
Шурка шмыгнул, соскользнул с поленницы, отряхнул пальто.
Они вышли из арки и по каналу пошли к Невскому.
В «Норд» они все-таки зашли. Это было по пути. Выпили горячего шоколада с галуном взбитых сливок, купили лимонад и набор крошечных пирожных-птифуров.
Коробка была крест-накрест перевязана шелковой ленточкой. Бутылки нежно звякнули в бумажном кульке.
Из-под ног, когда они выходили из кондитерской, порхнул голубь. Наверняка и он умел разговаривать. Но проверять это Шурке не хотелось.
Он представил, как они сейчас дома сядут пить чай с этими крошечными корзиночками, буше и тортиками с ноготок, и у него слюнки потекли.
Таня, видимо, думала о том же самом. Всю дорогу домой они молчали.
Перекресток с Литейным они благоразумно прошмыгнули, прячась за прохожими.
Продавщица пирожков, видно, уже распродала свой жаркий маслянистый товар: на углу никого не было.
Таня и Шурка свернули к своей парадной. Воздух сделался синим-синим, будто в нем развели чернила. Уютным светом наливались чужие окна, ласково подгоняя тех, кто еще не дома.
По лестнице Таня и Шурка поднялись с трудом. От усталости казалось, что в коробке не пирожные, а камни.
Вот наконец родная дверь, таблички с именами всех соседей. На каждой — кому как звонить. Против фамилии Тани и Шурки стояло «три длинных».
Но им не нужно было звонить — Таня отперла дверь своим ключом.
Темный общий коридор с тусклой желтой лампочкой дохнул привычными звуками и запахами. Бормотало радио, наигрывал патефон, что-то обсуждали соседки, кто-то пел, кто-то спорил.
Пахло десятью разными ужинами, которые одновременно готовились сейчас на общей кухне. Кто-то кипятил белье, пахло горячей мыльной пеной. Пахло старыми вещами, навеки сосланными в общий коридор из всех комнат: велосипедами, санками, сундуками, корытами. Шурка и Таня давно научились обходить их, не задевая даже в темноте.
Одно было не таким, как обычно.
Они остановились перед своей дверью.
— Что это?
На двери белела узенькая полоска бумаги с залихватской и неразборчивой сиреневой росписью.
Шурка потрогал красную сургучную печать. Она висела на двух веревочках. И полоска, и веревочки соединяли дверь с косяком, так что нельзя было открыть дверь, не порвав полоску и не сломав печать.
— Не трогай, Шурка! — остановила брата Таня. — Мы же не знаем, что это такое.
— Мама, ты там? — забарабанил в дверь Шурка.
Прислушался. Тихо.
— Мама! — застучал он уже ногой.
Скрипнула дверь напротив. Старуха, с которой никто не дружил, высунула седую косматую голову:
— Уходите отсюда! Быстро уходите! — испуганно зашептала она.
— Почему? Где мама? — громко спросила Таня.
— Я же передала вам кошелек. Спасибо скажите, что вторая дверь их запутала.
— Кого?
— К тетке своей идите, сказано вам. Я сделала всё, что могла. Хватит с меня неприятностей.
Дверь лязгнула, изнутри трижды повернулся ключ, старуха заперлась.
— Совсем уже… — рассердилась Таня.
— Где мама?
— Пошли пока на чердак, — предложила Таня. — Чего еще остается. Там маму подождем.
— Я есть хочу, я уста-а-ал, — заныл Шурка.
— На работе, наверное, задержалась.
Таня потянула брата за собой.
По пути сняла со стены ключ от чердака: он тоже был общим, как и кухня, ванная и туалет. Соседи брали ключ по очереди, когда отправлялись повесить выстиранное белье или снять высохшее.
— Давай ей на работу позвоним, — ныл Шурка.
— У нее теперь другая работа, забыл? И номер она нам не оставила.
— А Бобка?
Их шаги звонко отдавались от ступеней, стен и потолка, еще сохранившего остатки лепных фигур.
— С мамой, где же еще, — пробормотала, запыхавшись, Таня. — Она его после работы забрала из садика. И они вместе пошли к кому-нибудь в гости.
Дети поднялись на чердак, отперли люк. Простыни, пододеяльники, наволочки отозвались вздохом.
Таня втащила Шурку внутрь.
— Темно, — проворчал он.
— Зато почти тепло. А глаза скоро привыкнут. Садись сюда, на ящик. Этот — будет стол. А эта газета — скатерть.
Таня разгладила забытый кем-то шуршащий лист. Со страницы большие буквы кричали о шпионах, вредителях, о трудовых советских победах. Таня поставила на нее коробку с пирожными. Развязала ленточки.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
