Пауза.
— Конечно, я умилилась, когда ты целовал экран телевизора, на котором я мучилась со страховкой.
Пауза.
— Но что ты творил потом! Потом!
То ли всхлип, то ли попытка смеха.
— Ты назвал ее Черной Королевой.
— Ты позволил ей раздеться.
— Ты позволил завалить себя в нашу кровать.
— Ты позволил ей оседлать себя.
Зубовный скрежет.
— Она трахалась с моим мужем, в моей постели, при включенном телевизоре, который показывал меня.
— Она подмывалась моим душем, она вытиралась моим полотенцем, она использовала мой любимый дезодорант!
— А такого не прощают никогда и никому!
Малыш выключил диктофон, но тут же включил снова.
— Я могла бы засудить черную сучку!
Пауза.
— Я могла бы устроить громкий развод.
Пауза.
— Но я стерла запись своего позора.
Пауза.
— И решила сама и по-своему наказать тебя, Малыш. Потому что когда я вернулась, уставшая и измотанная, да к тому же без золота ацтеков, ты смотрел на меня глазами влюбленной и преданной собаки. А собаки, как известно из биологии, не умеют врать. Так вот, просмотрев на досуге запись твоей подлой шалости, я убедилась: ты самый отвратительный, двуличный и закоренелый обманщик. Ты ради получаса сомнительного кайфа уничтожил наше счастье, свою любовь и мою веру в тебя.
Длинная пауза.
Малыш услышал, как его сердце беспомощно пытается вырваться из тесной грудной клетки.
Этот опасный перестук готовился перерасти в предынфарктный штопор.
— Сволочь!
— Гад!
— Предатель!
— Как я ошиблась в тебе, как ошиблась!
Но голос, наполненный уверенной ненавистью и выношенной местью, воскресил Малыша. Его спасла собственная злость на эту пещерную мстительницу, на эту патологическую ревнивицу, на эту паразитку, которая хуже любого рукокрылого вампира пользовалась его искренней и постоянной любовью.
Малыш спокойно дослушал до конца обвинительную речь.
— Охотница за скальпами не виновата. Она лишь проверила тебя на супружескую верность, а ты сдал и меня, и свою любовь, и наше пусть робкое, искусственное, но тихое и уютное счастье.
Всхлип.
— Теперь, думаю, Малыш, тебе ясно, что ты заслужил эту долгую и мучительную казнь.
Всхлип.
— Дура, обыкновенная дура, — сказал Малыш выключенному диктофону. — Я же не по любви связался с этой афро-американской пышкой. Мне просто было любопытно, так сказать, в натуральном виде сравнить черный клитор с твоим красновато-бледным, и все!
Участник черно-белого уикенда вновь запустил в пещерный эфир безапелляционный голос, исходящий ревностью и ненавистью.
— Теперь немного о грустном, но справедливом. За все приходится платить, не так ли, Малыш? Так вот, я хочу напомнить тебе: не питай иллюзий. Тебе никогда ни за что не выбраться из этого лабиринта. У тебя нет главного — света. А без света в «Бездонной глотке» обречен даже самый искусный профессионал-спелеолог. Как ни старайся, ты не обнаружишь тот единственный вертикальный лаз, который на нашем сленге называется колодец. Дыру в своде — единственную в лабиринте выводящую на поверхность, можно обнаружить только визуально. Так что не трать зря силы на ощупывание стен и пола. Запасного выхода не имеется — сама проверяла. Будешь снова и снова возвращаться к месту старта. Лучше сиди в зале, кушай, пока кушается, пей, пока пьется. А потом, когда закончатся консервы, когда иссякнет вода, вытянись в струнку и усни навеки. Да и надеяться на случайное спасение тоже не стоит. Вспомни, что «Бездонная глотка» находится на территории индейской резервации, и пещеру, кроме твоей бывшей жены, знают только индейские шаманы. А для них «Бездонная глотка» — запретная зона. Они духов предков боятся гораздо больше, чем блюстителей порядка. Так что ты, Малыш, никогда не выйдешь на белый свет, поверь мне, никогда! Прощай, Малыш, прощай.
Не дожидаясь очередного приступа издевательского смеха, Малыш успокоил диктофон и начал энергичный монолог:
— Врешь, чертова богиня от дерьмовой спелеологии. Вообразила себе, что ты хозяйка чужой судьбы. Манипуляторша недоделанная. Да я докажу тебе, дура, что может настоящий мужчина. Я выберусь отсюда, поняла, сука, выберусь! И буду бороться, отчаянно бороться, до последнего вздоха. Я сделаю все, чтобы сорвать твой коварный, дикий, беспощадный план.
Малыш усилил голос до хрипоты.
— Думаешь, загнала меня в лабиринт ревности на смертные муки? Чудовище, не умеющее любить, но умеющее ненавидеть. Я докажу тебе! Докажу!
«Бездонная глотка» внимала словам отчаянного оптимиста. Сколько молитв, заклинаний, просьб, раскаяний и проклятий слышал этот каменный лабиринт — не перечесть.
Но надежда всегда остается надеждой.
Малыш сорвался в истошный крик:
— Я докажу тебе, мерзкая тварь, что ты не права. Докажу!
Впрочем, Аида не слышала его речей.
Она успела вернуться в город, принять горячий душ и завалиться спать на широком кожаном сексодроме, закрытом, наверное, уже навсегда.
Глава 22
Пещерный распорядок
Здесь не было ни дня, ни ночи, ни утра, ни вечера.
Но Малыш решил устроить собственный распорядок: пещерные сутки делились не на двадцать четыре привычных часа, а на три неравнозначных периода — максимально возможный сон, для восстановления сил и бодрости духа, короткое, но полноценное питание — банка за раз, чтобы не дать продукту испортиться и чтобы хватало калорий на активную фазу. Да, Малыш не собирался отсиживаться в ожидании неизвестно какого чуда. Он решил самым тщательным образом исследовать лабиринтные закоулки.
Может, индейцы сделали запасы на случай военных действий.
Может, какой-нибудь погибший спелеолог замумифицировался, оставив в карманах фонарик с запасными батарейками.
Ну не могла все учесть ревнивая жена.
Итак, условные сутки Малыш разбил на три фазы, но прежде чем приступить к исследованию лабиринта, надо было выжать максимальное из диктофона.
Отоспавшись, Малыш не торопился пуститься в тяжелый, но неизбежный поход с весьма сомнительными шансами.
Может, что-то еще существенное упущено в записи сбрендившей женушки.
Может, общение с диктофоном как-то даст малюсенькую зацепку, невольную подсказку или хотя бы намек, поддающийся расшифровке.
Малыш снова и снова включал гаджет, и не ради короткой вспышки дисплея.
Теперь он отыскивал его во мраке одним движением руки. Координация тела начала приучаться к полной темноте, и плечи теперь не задевали стен, и коленки лишний раз не натыкались на выступы.
