Увидев меня, сестра начала прокладывать ко мне путь через толпу.
— Эй, Кейтелин, что…
— Что ты здесь делаешь?
Мина рассмеялась:
— Я здесь, чтобы погреться у костра. Так же, как и ты.
— Но ты ведь надолго не задержишься, не так ли?
— Почему нет?
— Потому что это мой праздник.
Мина огляделась по сторонам:
— Мне кажется, это общий праздник.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— На самом деле нет. Что происходит, Кейтелин?
— Меня зовут Кей.
— О, ну что ж, рада тебя видеть, Кей. Ты не видела здесь мою сестру? Она всегда была такой милой… Интересно, куда она пропала…
— Ха-ха. Пожалуйста, Мина, оставь меня одну.
На невероятно тонкой шее Мины дернулся кадык.
— Почему?
— Потому что я не желаю в этот вечер быть малолетней сестрой Мины Чарпал.
Ее глаз в темноте я не видела. Мина кивнула, и ее пирсинг сверкнул в отблесках костра.
— Предельно ясно.
Она поставила пластиковый стакан на землю и развернулась. Я ожидала, что она пойдет с кем-нибудь поболтать, но Мина лишь попрощалась с несколькими ребятами и направилась через дюны к автомобильной парковке.
Что ж, я попросила ее оставить меня в одиночестве. Значит, это хорошо.
Мина уходила прочь. Наверное, я этого и добивалась.
Пока я смотрела ей вслед, какой-то парень вдруг споткнулся и врезался прямо в меня. Я выронила стакан. Торопливо пробормотав извинения, он взглянул мне в лицо. Мне пришлось сдержать дрожь, напомнив самой себе, что теперь я очень даже красивая.
— Я Кэл! — почти прокричал он. — Кэл Уотерс. А ты из класса Маркоса?
— Да. Я Кей.
— Мы уже встречались? У меня такое чувство, что я должен тебя помнить.
Я посмотрела на Кэла. Он был привлекателен. Он был Уотерсом. Это кое-что значило.
— Я Кей, — глупо повторила я.
— О’Кей, — рассмеявшись, сказал он и поднес серебристую зажигалку к кончику сигареты. — Не могу поверить, что не в состоянии вспомнить такую девушку.
Он был пьян. Будь здесь Диана с Ари, они бы, наверное, спасли меня — Ари высмеяла бы его вид, а Диана шептала бы мне на ухо всякие шуточки.
Но Дианы и Ари здесь не было. Возможно, мне стоило завести новых друзей.
Я улыбнулась своей новой безупречной улыбкой и коснулась руки Кэла так, как это делали другие девушки.
— Теперь ты наверняка меня запомнишь, — ответила я.
12
Маркос
Уин умер, и все вокруг вдруг стали вести себя так, будто им сделали лоботомию. Нет, не правильно. Все произошло так: Уин умер, и я остался единственным человеком в городе, чья врожденная лоботомия вдруг исчезла. Я вдруг начал видеть то, чего другие не замечали. Смерть Уина открыла мне глаза.
Хотя, возможно, дело даже не в этом. Все это похоже на какое-то хипповое дерьмо. Возможно, на самом деле было так: Уин умер, и я остался единственным человеком, который задумался о том, что это значит.
Уин был мертв. Слушай, я готов был кричать об этом. Мертв. У меня больше не было лучшего друга и уже никогда не будет. Лучшим другом может стать только тот, кто знает тебя вечно, с тех самых пор, когда ты и сам едва себя помнишь.
Мама громко разговаривала со мной и пыталась накормить. Братья жали мне руку и наблюдали издалека. Даже Ари — мы, конечно, не избегали друг друга, но и не проводили вместе время, и даже не разговаривали. Еще на похоронах выяснилось, что она не расположена переживать это горе вместе. Ладно. Круто. Она приняла правильное решение. Но видеть ее все равно было больно.
Вот что значила смерть Уина: это означало, что жизнь несправедлива. Другие парни преуспевали в жизни. Но никому не было до этого никакого дела, потому что в итоге всех нас ждал один и тот же конец. Какой смысл кого-то любить или быть любимым, если смерть абсолютна и неотвратима?
На пляжном пикнике я зависал у бочонка с пивом и смотрел, как все они смеются, все, кого я знал, все, кого мы с Уином могли бы назвать друзьями. Если спросить, они наверняка сказали бы, что сожалеют об Уине. Но с того места, где я стоял, так не казалось.
Мои братья поддерживали ход вечеринки. Брайан закрывал глаза на то, что несовершеннолетние пьют алкоголь, Дев организовал в темноте игру в футбол, Кэл улыбался и переходил от компании к компании. Вокруг них постоянно толпилась куча народу. Они заставляли всех смеяться. Казалось, для них не представляло никакого труда быть Уотерсами — парнями, которые устраивают вечеринки, знают всех и каждого и никогда ни о чем не парятся.
Брайан подошел ко мне первым, оставив в стороне трех девушек. Он мог бы потрудиться понять мой взгляд, означавший держись-от-меня-на-хрен-подальше, но сделал вид, что ничего не заметил.
— Маленький братец, — сказал он, обхватывая мою шею тяжелой рукой. — Мое профессиональное мнение, ты выглядишь так, будто у тебя нет времени на свою собственную жизнь.
— Может, и нет.
Он продолжал, словно не слыша меня.
— Мое профессиональное мнение, — повторил он, — ты хандришь.
— О какой профессии ты говоришь? Следить за соблюдением законов?
— Моя профессия — быть старшим братом.
Я вынырнул из-под его руки.
— В таком случае, могу ли я поговорить с твоим начальником?
Он нахмурился, словно ему больно — братья Уотерсы никогда не хмурятся на вечеринках.
— Я знаю, тебе плохо. Но, если расслабишься, станет легче, ладно? А если ты пока еще не готов к такому, всегда можешь вернуться домой. Пропусти вечеринку в этом году. Я подвезу тебя, как только дашь мне знать.
Вышвырнут с вечеринки собственными братьями. Бесповоротно.
Я повернулся спиной к Брайану и увидел у костра Диану Норс, лучшую подругу Ари. Она выкрасила волосы в ослепительно-красный и набросила расстегнутую на груди рубашку на неоново-зеленый верх от купальника. Из-за Ари она всегда была под запретом. Серая мышка, тихая и скучная, делающая то, что скажет ей Ари. Флиртовать с ней означало раздражать Ари. Теперь я смотрел на ее красные волосы и купальник и думал об Уине, о том, как все бессмысленно и невероятно. И я решил: на фиг все. Не было смысла проводить время с теми, кто мне действительно нравился. Они бы меня только разочаровали. Я мог заговорить с Дианой Норс и не париться, закончится этот разговор чем-то или нет.
Наверное, это было бы ужасно. Ари обозвала бы меня свиньей и утащила бы Диану прочь. Но Ари рядом не было. К тому же, почему это я должен был слушать Ари? Уин умер. И она перестала быть постоянным укором совести.
