"Я согласен," произнес он, и она почти рассмеялась вслух. Все безнадежно. "У тебя, или у меня?"
Все это было не по настоящему, или нет? "А где ты живешь?"
"В Танжире."
Интригующе. "Вези меня туда."
Было легко не думать о будущем. Легко раствориться в Грегори Фостине. Шофер вез их в клуб, пока они зажигали на заднем сидении. Мэдди не волновало, что этот незнакомец слышал ее тяжелое дыхание и мог видеть, как они лапали друг друга, в зеркале заднего вида.
Поездка, казалось, совсем не заняла много времени, но, как только они высадились перед клубом, и кто-то открыл дверь для нее, она поняла, что ноги ее превратились в желе. Грегори подошел и поднял ее на руки, как в первую их ночь вместе.
Устойчивый пульсирующий ритм музыки доносился из клуба. Она пошарила в его нагрудном кармане и нашла свои очки. Линия модно одетых парней и девушек материализовалась на тротуаре, они курили, и таращились на нее с озадаченным видом.
"Ты не должен меня нести, правда, я сама могу идти." Но ей нравилось быть в его объятьях, и на самом деле, ей было наплевать, что думали недоедающие братки.
"Но я хочу," сказал он. "Это — традиция, в любом случае."
"В каком смысле традиция?"
Гигантоидные вышибалы расступились перед ними, кивая Грегори. Он ловко переместил ее на одну сторону и вошел в дверь. Громкость музыки возросла вдесятеро, он прокричал, "Это — мой замок."
Внутри, первое, что произвело на нее впечатление, были звезды — огромные звезды над головой в бархатной темени. Это не были звезды, сделанные из фольги для выпускного вечера, это были роскошные пучки крошечных лампочек, биллионы их мерцали и мигали. Вдали она заметила ряд мавританских арок, а за ними — огромное пространство, заполненное дымом и телами. Через одну арку она могла видеть позолоченную клетку, подвешенную под потолком, с извивающейся девушкой внутри.
В своем воображении, она представляла Танжир подземельем, заполненным плетками и цепями, но вместо этого, она попала в марокканскую сказку. Грегори не пылал желанием провести для нее экскурсию, хотя. Он устремился в толпу целенаправленным шагом, направляясь к темному углу за баром. Когда они завернули за угол, она увидела, что его целью была дверь без надписи, чернее черного.
Послышалось, как кто-то зашагал с ними в ногу, прямо за плечом Мэдди.
"Хани," сказал Грегори. "Это Мадлена Лопес де Виктория, а это — моя ассистентка, Хани Уокер."
Ага, значит это ее имя — Хани. Какое облегчение. Мэдди заерзала в попытке повернуться и поздороваться. Хани была тощей, как доска, примерно 6 футов роста, и одета в то, что Мэдди могла описать лишь, как короткое пончо, сделанное из павлиньих перьев, и еще во что-то очень незначительное, кроме высоких ботинок, достающих до бедер.
"Рада познакомиться," поздоровалась Хани, ее английский акцент можно было различить даже в таком шуме. Ее лицо не выдавало никаких эмоций. Может, для Грегори было уже привычным делом носить женщин на руках через весь клуб.
"Грегори," сказала она, "Мартинес доволен твоим предложением. Ты получишь бумаги, когда будешь готов. Лили на больничном, Майк ее подменит. В мужской уборной прорвало трубу и бьет через край."
"Хорошо," ответил Грегори, упираясь спиной в черную дверь. "Меня не беспокоить."
Они проскользнули в дверь, и она со стуком за ними закрылась, заглушая звуки доносящейся музыки. Они оказались в маленькой комнатке с приглушенным светом и несколькими частями кожаной мебели. Не много, в понятии décor. Он пронес ее через еще одну дверь, и они попали в следующую крохотную комнату, в этой не было ничего, кроме спартанской кровати. Там даже не было окна.
"Здесь ты и живешь?" Мэдди поискала глазами носки, фотографии, книги, хоть какие- нибудь следы, что тут кто-то живет. "Где твои вещи?"
Грегори поставил ее на ноги и ответил, как только снял пиджак, "Мне не нужны никакие вещи."
Явно не в настроении разговаривать, он принялся расстегивать ее пальто. Ладно, может ей и не следовало ожидать увидеть фотографии Грегори в Диснейлэнде, но все же, место обладало каким-то тяжелым, тихим, мертвенным качеством. Если быть точнее, как в могиле.
"Что с этой комнатой?"
"Когда-то это была кладовая для мяса."
Он бросил ее пальто на пол рядом со своим, снова снял ее очки, оставляя полностью уязвимой. Это было на самом деле. Свежая волна нервов заставила трепетать губы.
"Ого, как красиво. По- домашнему — уютно, Фостин. Я полагала, ты выступаешь против закостенелых устаревших стереотипов, новый вид вам...
Он остановил ее поцелуем. Сколько времени прошло с момента их последнего поцелуя? Минут пять? Слишком долго. И теперь, когда они остались наедине, его ничто не сдерживало. Если она думала, что его поцелуи в такси были ненасытными — значит, она не знала ровным счетом ничего. Это было не что иное, как окончательное утверждение, такое основательное, как совокупление.
Все в ней открылось ему на встречу, приглашало его, когда похоть разлилась венами. Она качнулась. Ноги ее стали ватными, как будто сговорились доставить ее как можно быстрее на спину.
Грегори стянул с нее свитер, оставив в мужской футболке, которую она надевала, как экстра помощь от холода в библиотеке. Как Мэдди любила говорить о своей коллекции нижнего белья, она не была знакома с Виктория Сикрет.
Легкое скольжение шерсти по лицу, холодок по животу, и неожиданно, она уже на спине, на кровати, и он на ней. Его рот исследовал ее горло. В перерывах между глубокими засасывающими поцелуями, он пробовал ее кожу на вкус своими зубами, в равной части, зверски и нежно.
"О!" Мэдди поняла, он собирается вкусить ее, и каждая ее частичка желала этого — кроме той части, которая хотела прожить как можно дольше, чтобы заниматься с ним сексом.
"Грегори, остановись." Никакой ответной реакции. Она вывернулась, оттолкнувшись от его веса, но все, что он сделал, так это поймал и прижал ее крепче, его острые клыки у ее горла.
"Блин! Грегори, да подожди же ты!"
Ее кровяное давление было слишком низким, а уровень О2 — ничтожным. Она не могла позволить потерять даже каплю крови. Не зная, что еще сделать, она сложила руку в кулак и пнула его в ухо.
Он даже не уклонился, но отступил от шеи и поднял голову. Выражение лица решительное, а уголки рта искривились в жестокой ухмылке.
"Ты говорил, что я сама должна захотеть." Сейчас ей стало страшно, и она попыталась это скрыть. "А я не хочу. Ты не можешь пить мою кровь."
Несколько ужасных секунд она даже не была уверена, понимает ли он, что она сказала, его выражение осталось прежним. Зажатая под ним, она хорошо знала о своем ускоренном от паники дыхании, и тяжелом взлете и падении его груди. Наконец-то, он закрыл глаза. Когда он снова их открыл, он уже больше походил на самого себя. Потом он начал говорить, голос звучал так, будто его тянули по гравию.
