— А я ни разу после так и не съездила в Сан-Пауло.
— Прекрасно. Ради нашей старой дружбы! Обещаю, ты вернешься отдохнувшей и готовой взяться всерьез за Габриэла.
На набережные района Сул обрушился крепкий юго-западный ветер. Он взбурлил море и принес с собой косматые рваные тучи. Погодные изменения носили физический характер и были всем заметны, но тот же ветер, по поверью, влиял на настроение жителей города, особенно тех, кто обитал в прибрежных районах. Юго-западный ветер всегда был предвестником перемен. Местные жители воспринимали его как знамение. Они, правда, были не вполне уверены, какие именно перемены он сулит: значит ли это, что грядет ливень или сильный отлив на пляжах; или что рыбакам лучше оставаться сегодня дома; или что официанты нынче пребывают в странном расположении духа; или что сегодня будет ссора у кого-то из соседей. Опытные местные жители внимательно присматривались и прислушивались к тому, что говорят и делают остальные, и держали нос по ветру, памятуя о том, что в бурю корабль бывает трудно провести даже в знакомых водах.
Именно в это время в субботу дона Алзира вышла из дома вслед за Габриэлом. Из-за ветра на улице казалось холодно, но, к счастью, сын направлялся в ту часть района, которая с моря была прикрыта небоскребами вдоль пляжа Фламенго. На всякий случай она захватила с собой денег на такси, ведь если Габриэл поедет на автобусе, то она не сможет забраться в тот же автобус, что и он, и остаться незамеченной. Кроме того, ей будет затруднительно объяснить сыну, что она здесь делает, так как, когда он уходил, она еще была дома. Даже в такси, думала она, следовать за ним будет достаточно непросто. Ей повезет, если удастся найти достаточно терпеливого водителя, который согласился бы медленно ехать за автобусом, так, чтобы она могла проверять на каждой остановке, не вышел ли Габриэл.
С самого конца обеда она боялась, что все ее планы рухнут. Если сын уйдет прямо сейчас, то могут возникнуть сложности. Однако, к ее удивлению, не сказать разочарованию, он пошел к себе в комнату, где мирно соснул пару часиков. Проснувшись, Габриэл отправился в ванную, а затем вернулся комнату и заперся. По опыту она знала, что теперь он больше не заснет: наверняка надел наушники и слушает музыку. Спустя полтора часа он вновь прошел в ванную, где принял душ. Она уж было решила, что сегодня ничего не получится, когда вдруг поняла по одежде, в которую Габриэл переоделся после душа, что он собирается на улицу. На то, чтобы закрыть окно, потушить свет, надеть плащ, взять сумку и запереть дверь, ей не потребовалось много времени.
Когда дона Алзира вышла на улицу вслед за ним, Габриэл прошел уже полквартала, и она порадовалась про себя, что благодаря навыкам ежевечернего бдения легко могла определить его фигуру в толпе. Она постаралась не терять его из виду. Но это не удалось — он уже завернул за угол. Она была неспособна идти быстрее, и уж тем более бежать. Однако, дойдя до угла, дона Алзира вновь увидела его. Габриэл шел неторопливым прогулочным шагом, словно просто убивая время, но даже этот темп для нее все равно был слишком быстрым. Дойдя до конца Барке Маседо, на которой они жили, и свернув на Катете, он пошел по левой стороне улицы. Возможно, Габриэл направляется к станции метро «Ларго до Мачадо». Но, к ее огромному изумлению, пройдя еще пару кварталов, Габриэл вошел в закусочную «Макдоналдс». Поначалу дона Алзира даже решила, что потеряла его в толпе или перепутала с кем-то, но, подойдя поближе и заглянув сквозь стекло, была шокирована еще больше, так как обнаружила, что сын ее зашел в ту часть закусочной, где шел детский праздник. Он стоял посреди носящихся детей и пытался с кем-то заговорить. Дона Алзира почувствовала себя совершенно сбитой с толку. И это — великая тайна его отсутствия в выходные? Стоя у окна, она все ждала, когда Габриэл наконец с кем-то там встретится, когда он вдруг торопливо бросился к дверям и выскочил на улицу. Дона Алзира едва успела отойти от входа. Габриэл, стоя у порога, оглядывался вокруг, словно ища кого-то, кто только что ушел. Кого-то, кто мог пройти у нее прямо перед носом. Дона Алзира спряталась между двумя припаркованными машинами, надеясь, что сын так увлечен поисками, что, вероятно, ее не узнает. Вскоре по его сникшему виду она поняла, что его поиски, по крайней мере на сегодня, закончены, и заторопилась домой, чтобы успеть прийти туда раньше его.
Габриэл почти ненавидел себя. Как он мог забыть, что сегодня тут проходят два праздника! И первый закончился как раз перед тем, как он появился. Вот тупица! Сегодня тот парень был здесь, рядом, и он умудрился его упустить! Так мало того — еще и мать пряталась зачем-то на парковке! За кем она шпионила?
Единственным возможным ответом было — за ним. Интересно, как долго она уже следит за ним? Лучше не показывать виду, что он заметил ее. Пусть она и дальше развлекается игрой в «сыщики и воры», посмотрим, к чему это приведет. Сейчас он хотел бы знать лишь, сама она до этого додумалась или кто-то ее надоумил. И в таком случае — кто и зачем?
Вряд ли можно было назвать его мысли связными, их сбивал шквал эмоций. В голове все смешалось, и это были даже не мысли, а, скорее, неясные беспорядочные образы. Вместо упущенного аргентинца перед ним возникала вдруг мать, прячущаяся между машинами. Одно было очевидно: теперь у него не одна проблема, а уже две. И решать нужно обе.
Трудно сказать, как долго Габриэл стоял на тротуаре, не двигаясь с места, словно ребенок, у которого мороженое выпало из рук на асфальт. На улице стемнело. Ему не хотелось возвращаться домой, по крайней мере, не прямо сейчас; он не мог пока придумать, что ему следует делать, когда мать задаст невинный вопрос о том, хочет ли он поужинать. Ноги затекли от того, что он долго стоял неподвижно. Голова тоже побаливала — не сильно, но достаточно, чтобы поддержать общий приступ жалости к себе. Габриэл попытался сделать шаг, но ноги словно вросли в тротуар. Тогда он попробовал медленно и осторожно оторвать от земли одну ногу и поболтать ею в воздухе, потом другую. На этот раз получилось. Размявшись, он решился сделать несколько шагов. И обнаружил, что у него ломит не только ноги и голову, но все тело. Габриэл вернулся в «Макдоналдс» и сел за пустой столик у входа. Лишь спустя некоторое время, когда к нему подошел служащий и поинтересовался, хорошо ли он себя чувствует, он поднялся из-за стола и вышел наружу.
На улице субботний вечер уже вступал в свои права.
4
Третий день подряд Габриэл добирался с работы домой — из Копакабаны во Фламенго — пешком. Это не был короткий путь, даже по прямой там было около семи километров. Маршрут же, которым он двигался, являлся в некотором роде графическим отображением состояния его души: Габриэл не только периодически сворачивал в сторону, но иногда и петлял, повторяя прежний путь. Сегодня, как и два предыдущих дня, он шел пешком во Фламенго не потому, что стремился попасть домой, а потому лишь, что нуждался хоть в каком-либо общем направлении, даже если и сворачивал с него в сторону.
В первый день мать пришла в отчаяние, когда он вернулся на два часа позже. Во второй день часы, что она прижимала к груди, как распятие, показывали одиннадцать десять, когда он наконец появился — не с той стороны, что обычно, — и, войдя, тут же провозгласил, что он больше не будет возвращаться с работы к определенному часу. И что она не должна беспокоиться об ужине — ей достаточно оставить еду, и он подогреет ее в микроволновке. Дона Алзира сама подогрела еду и твердо заявила, что она и впредь будет так поступать, пока им не удастся преодолеть нынешние проблемы. Она была настроена очень решительно: во-первых, потому что поклялась себе противостоять злу и, во-вторых, потому что убедилась, что в этом противостоянии им с сыном никто не поможет. Даже падре Кризостомо отказался помочь!
