Я заранее прошу прощения у читателя, так как здесь мне придется повторить рассказ о некоторых событиях и расширить его, так как эти события сыграли очень важную роль в моей жизни. В следующий свой приход миссис Маслин принесла мне большие листы акварельной бумаги 22 на 28 инчей и кое-что для натюрмортов: декоративные тыквы, кукурузу, чеснок. А также серебрянные кубки, подсвечник, стеклянный кувшин и фарфоровую салонку.
– Эта посуда не американского происхождения. Эти старинные кубки и подсвечники приобрел наш музей у эмигрантов из Европы. Они дадут вам возможность написать натюрморт Shabbat dinner. Я отложил четыре листа ватмана для триптиха «Бабий Яр», который давно задумал, и написал не один а четыре натюрморта: «Shabbat dinner. Winter», «Shabbat Dinner. Spring»… в общем для всех времен года. Чтобы отразить время года, я добавлял к натюрморту разные фрукты, а на заднем плане рисовал соответствующий пейзаж.
Натюрморты понравились Джудит, и она предупредила, что через пару месяцев она проведет выставку под названием The Spirit Within: Here and Now (Внутреннее духовное начало: здесь и теперь), где хочет показать работы русских эмигрантов, и что основной упор хочет сделать на моих работах, особенно относящихся к Холокосту, которые я обещал выполнить в ближайшее время. Я, потупившись, сообщил ей, что у меня нет средств на окантовку работ в приличные рамы.
– Пусть это вас не беспокоит, – сказала Джудит, – синагога поможет вам в этом вопросе, а когда вы продадите какие-то свои работы, вы вернете ей свой долг. Мы вам полностью доверяем в этом деле.
Я засел за работу над триптихом «Бабий Яр». Когда я сказал своему коллеге Блайвайсу, что работаю над этим триптихом, что работы здесь очень много, что композиция раскрывается на пяти листах, он удивился:
– Ты что-то путаешь. Ведь триптих потому и называется триптихом, что он состоит из трех картин.
Я ничего не путал – так было задумано. Кроме трех картин «Канун Бабьего Яра», «Трагедия Бабьего Яра», «Кадиш» (они подробно описаны в «Лысом-1») я написал еще две узких работы для вставок между ними. На них были изображены расколотые стелы из грубого гранита, в основании которых горела поминальная свеча. Когда мы привезли этот триптих в синагогу в неокантованном виде и разложили на полу, вокруг собрались посетители – местные пожилые евреи, которые никогда не сталкивались с ужасами фашизма, и начали плакать. Нас это очень тронуло. Синагога взяла на себя окантовку триптиха, а Джудит сказала, что он будет выставлен в центре экспозиции. Она также спросила меня, готов ли я предложить цены за мои работы. Я, конечно, потупился, так как совершенно не представлял себе, как их нужно ценить. Она приободрила меня:
– Не смущайтесь, это одна из составных частей артбизнеса. Я приглашу мисс Лин. Она отличный скульптор, и, кроме того, у нее лайсенс (диплом) профессионального эпрайзера.
Мисс Лин я оценил в первый же день выставки. Она дала цены всем моим работам. При этом почти все натюрморты шли в одной цене, а один из них на сто долларов дороже. И вот в самом начале выставки я увидел на этом натюрморте бирку со словом «Sold» (продан). Я поинтересовался у Джудит, кто первым купил мою работу. Она ответила: «Мисс Лин». Натюрморт был несложным, но насыщенным. На нем был изображен фрагмент стеллажа со старыми книгами и стеклянная ваза с двумя розами. Этим поступком мисс Лин продемонстрировала нам свою объективность.
После закрытия выставки главный раввин Маслин собрал совет синагоги. Они постановили принять нас с супругой в синагогу без денежного взноса, купить у меня триптих «Бабий Яр» и выставить его в вестибюле синагоги. Следующая субботняя служба была посвящена трагедии Бабьего Яра и этому триптиху.
Мы не были знакомы с религиозными обрядами на Украине. Но эта синагога была реформистской, и мы любили приходить сюда, так как атмосфера там была очень теплой, и убранство интерьеров приятное и торжественное. Особенно интересно было в праздничные дни. Там выступал кантор с великолепным голосом в сопровождении хора, ансамбля и органа.
Вслед за этой выставкой, с помощью Джудит, нам удалось устроить еще две выставки: одна в Pеnn State University, вторая – в центральной библиотеке Норд-Иста. В университете картины для выставки отбирал профессор, заведующий кафедрой архитектуры. Я немножко удивился результатами его отбора. Уж слишком разные работы его заинтересовали. На мой вопрос относительно выбора он ответил.
– Понимаете, в чем дело. Вы архитектор, и это чувствуется во многих ваших работах. У нас эту выставку будут смотреть студенты-архитекторы, которые предпочитают делать свои проекты, уткнувшись в дисплей компьютера, и, когда нужно организовать хорошую подачу, они тоже ищут ее в программе АutoCAD. Я хочу, чтобы они увидели, что архитекторы могут и должны владеть и углем, и акварелью, и темперой, и акриликом. Я поэтому выбрал ваши работы так, чтобы они все отличались друг от друга по технике исполнения.
Эти три выставки послужили мне большой моральной поддержкой. Джудит Маслин дала толчок моей живописной деятельности. На этих выставках я почувствовал в посетителях интерес к моему творчеству. Я уже знал, что независимо ни от чего я буду продолжать заниматься живописью.
В это время появились уже первые публикации о моих выставках. Это были газеты «Philadelphia Inquire», «Jewish Exponent» и русскоязычные газеты. Но я все ждал рецензию в каком-нибудь профессиональном издании. Наконец появилась статья в журнале «Art Metters», написанная профессиональным искусствоведом и журналистом Линдой Дормонт. Статья была очень доброжелательной. Этой статье предшествовала наша с ней беседа.
– В ваших картинах, посвященных Филадельфии, вы пользуетесь необычными приемами. У вас на одном холсте и интерьер, и экстерьер памятников архитектуры и фрагменты.
– Да, если это нужно для выразительности, я на одном холсте даю несколько песпективных изображений с несколькими фокусами, я трансформирую изображаемые объекты, я выделяю необходимые фрагменты, вводя новые ракурсы.
– Так значит вы трансформируете натуру?
– Да, это так.
– И в то же время вы даете реалистическое изображение натуры. Значит вы трансреалист.
В своей статье Линда Дормонт впервые назвала стиль, в котором были выполнены мои основные работы, «трансреализмом». Она это объясняла тем, что я в больших работах беру реалистическую основу, но трансформирую ее, вводя новые ракурсы и перспективы, чтобы достигнуть достаточной выразительности. «Такая стилизация не мешает реалистическому восприятию изображаемых предметов, но в то же время все эти трансформации усиливают эффект, производимый картиной».
Я почувствовал, что она меня поняла, и мне это было приятно. Это название стиля моих холстов я принял безоговорочно. Итак – да здравствует трансреализм! И я с удовольствием ввел это слово в свой профессиональный лексикон и поставил его где-то поблизости от моих любимых слов – «золотое сечение», «ряд Фибоначчи», «солнечные транспортиры» и «модулор».
ОТ ЗОЛОТОГО СЕЧЕНИЯ К МОДУЛОРУ
«Золотое сечение». «Золотая пропорция». «Божественная пропорция». «Золотое число». «Ряд Фибоначчи». Завораживающие еще со школьных лет названия. Как много в природе таинственного, сколько удивительного таят в себе числа. Бесконечные загадки. Никто не может определить, сколько существует простых чисел. Мощный компьютер может просчитать их ряд до миллиона, до десяти миллионов, до миллиарда… Но дальше все уходит в бесконечность, как бесконечна наша Вселенная. И узнать природу образования этих чисел нам не дано, как недоступно нам познание размеров Вселенной. Это все за пределами наших ощущений, за пределами нашего восприятия внешнего мира. Но человек всегда стремился познать как можно больше тайн природы.
