Джон снова кивнул. Детали о трагических происшествиях, случившихся в Юго-Западном скором, еще не стали достоянием журналистов. На протяжении последних часов Бэррон не спал, смотрел телевизор и размышлял над тем, как ему вырваться из бригады и сбежать из Лос-Анджелеса. А куда ехать потом и где найти приличное место для Ребекки? Желая посоветоваться на эту тему с лечащим врачом сестры, он позвонил ей, но Джанет Фланнери не оказалось дома, вот почему ему пришлось оставить сообщение на ее автоответчике. Поэтому когда в начале двенадцатого в его квартире зазвонил телефон, Бэррон решил, что это именно она. Однако это был Форд, жаждавший узнать у друга детали его первой боевой операции в составе новой бригады.
Поначалу Бэррон хотел посоветовать ему обратиться с расспросами к Ли, Хэллидею или кому-то из других полицейских, принимавших участие в погоне, но… передумал. Дэн Форд — его лучший друг, и если он готов в столь поздний час отказаться от общества Надин, шикарной жены-француженки, которую он после двух лет супружеской жизни по-прежнему называл невестой и соответствующе обращался, то почему бы и нет?
На экране телевизора мелькали сенсационные кадры: остановившийся поезд, пластиковые мешки с телами Билла Вудса и кондуктора, которые выносят из вагона, здание гаража и голубой «форд» с Хэллидеем за рулем. Он и себя увидел — сгорбившегося на заднем сиденье машины, рядом с Реймондом, когда машина ползла сквозь плотную толпу представителей прессы. Показали фургон, куда загрузили труп Донлана, также в окружении журналистов, Рыжего Макклэтчи у здания Паркер-центра рядом с начальником городской полиции Луисом Харвудом, пересказывавшим журналистам сочиненную Вальпараисо историю «самоубийства» Донлана.
— А так называемый заложник назвался… э-э-э… — Дэн Форд сверился с записями в блокноте. — Реймондом Торном? Правильно я записал, Т-О-Р-Н из Нью-Йорка? И сейчас он задержан до окончательного выяснения обстоятельств происшествия и его личности?
— Завтра в половине девятого утра состоится предварительное слушание его дела, — ответил Бэррон. — А потом его либо отпустят, либо… нет. Все зависит от того, что удастся выяснить о нем.
Машинально изучая содержимое чашки, которую он держал в руке, Джон размышлял о том, что пока он все делал правильно: предоставил другу-журналисту доступную информацию и не позволил чувствам одержать победу. Но относительно последнего он не знал, как долго еще сможет сдерживаться. Он чувствовал себя, как обкурившийся наркоман. Если он не сможет получить разрядку в ближайшее время, то просто выскочит из собственной кожи. А разрядка в его случае могла означать только одно: рассказать Форду все без утайки.
Репортер или нет, Форд был единственным человеком в мире, от которого у Бэррона не было тайн. Дэн не прекращал заботиться о нем — даже тогда, когда уехал, поступив в Северо-Западный университет. Расстояние не помешало, в частности, прилагать все усилия для того, чтобы Ребекке разрешили остаться в пансионате Святого Франциска, пока ее брат собирал средства, необходимые для лечения. Причем без всякого ворчания и недовольства по отношению к своему другу, из-за которого, еще будучи мальчишкой, он лишился глаза. Это случилось, когда им было по десять лет и очередным их увлечением стало изготовление самодельных ракет из коротких обрезков труб, начиненных гвоздями и оснащенных петардами для праздничных фейерверков. И вот как-то раз чрезмерно возбужденный от предвкушения развлечения Джон Бэррон поджег петарды слишком рано. Ракета ринулась вперед, пробила окно соседского гаража, но при этом из нее вылетел один гвоздь, который угодил прямо в зрачок правого глаза Дэна Форда.
Время уже приближалось к двум часам ночи, а в восемь Бэррона ожидали в Паркер-центре с рапортом о «самоубийстве». Джон нуждался в помощи Дэна Форда, пожалуй, больше, чем когда-либо в жизни, и отчаянно хотел рассказать ему обо всем, что произошло.
Но не мог.
Бэррон понял это в тот самый момент, когда он вошел в кафе и увидел уже ждавшего его за столиком Форда. Почти сразу до его сознания дошло, что, открывшись перед другом, он поставит его практически в такую же ситуацию, в которой находился сам. Как только Форд обо всем узнает, дружеские чувства в его сердце вступят в противоречие с профессиональным долгом, наверняка одержат над последним верх, и в итоге он станет держать рот на замке. Но именно это молчание и превратит его в фактического соучастника преступления.
То, что Джон собрался уйти из бригады, роли не играло. В настоящее время он все еще оставался полицейским, а учитывая то, что представляла собой бригада и какова была репутация Рыжего Макклэтчи, в случае если правда выплывет наружу, скандал разразится неимоверный и все те, кто имеет к его участникам хотя бы отдаленное отношение, окажутся в центре пристального внимания. Репортеры, прокуроры, законодатели заглянут под каждый камешек, перевернут каждый коврик для ног. А ведь в Лос-Анджелесе нет ни одного журналиста или детектива, которому не было бы известно о многолетней дружбе, связывающей Форда и Бэррона! Местный телеканал даже посвятил им сюжет, который был показан в шестичасовых новостях.
И не важно, где будет находиться в этот момент сам Бэррон. Учитывая то, что в день, когда в заброшенном многоэтажном гараже из револьвера 22-го калибра был застрелен Донлан, Бэррон уже работал в бригаде 5–2 и присутствовал там, Форда возьмут в оборот и начнут допрашивать о том, что его друг-полицейский рассказывал ему об этом инциденте. Если Форд станет увиливать от ответов, это насторожит следователей, и вот тогда его, вне всяких сомнений, вызовут официально и заставят отвечать на те же вопросы под присягой. Бэррон знал своего друга слишком хорошо, чтобы предположить, что тот расскажет хоть что-нибудь. Дэн будет готов пойти даже на лжесвидетельство, если же он воспользуется пятой поправкой, то это будет равносильно признанию вины. Так или иначе, его карьера, его привычная жизнь, его будущее — абсолютно все полетит под откос.
Итак, оставалось только одно: раскрыть Форду только ту информацию, которую тот у него просил, а потом, сославшись на то, что ему необходимо отоспаться, закончить вечер как можно скорее, попросив официантку, чтобы та принесла счет.
— Расскажи мне о Донлане.
— Что? — вздрогнул Бэррон.
Форд отложил в сторону блокнот и буравил его взглядом сквозь стекла своих очков.
— Я попросил, чтобы ты рассказал мне о Донлане — о Белесом.
Джону Бэррону показалось, что внезапно под его ногами разверзся пол. Он прилагал неимоверные усилия, чтобы не выдать себя.
— Ты имеешь в виду рассказать о том, что случилось в поезде?
— Я имею в виду то, что случилось в гараже. Странно получается: четыре детектива против одного преступника. Да не просто обычные детективы, а Рыжий Макклэтчи, Полчак, Вальпараисо и ты. Лучшие из лучших! Я готов допустить, что у Донлана имелся большой опыт обращения с оружием и наручниками. Но вдруг он берет и вытаскивает из кармана штанов припрятанный пистолет, который проморгали четверо опытнейших детективов. Убедительно?
— К чему ты клонишь? — Бэррон смотрел на приятеля, пытаясь выиграть время на раздумья. В его мозгу и душе бушевал сейчас такой же ураган чувств, как в тот момент, когда застрелили Донлана.
