В подвале у них был оборудован игорный зал, куда приходила вся Горица; бывали также гости из района Вратник и даже из Ковачи. Поговаривали, будто отец эксплуатирует цыганок, заставляя девочек и женщин заниматься проституцией. Над Горицей дул ветер, я промерз до костей. Подойдя к приземистой халупе из битуминизированного картона, я прижался лицом к стеклу кухонного окна. Прямо передо мной маячила широкая спина какого-то мужчины, показавшаяся мне смутно знакомой… Он повернулся, и я узнал его… «Короче… сам знаешь!» Я потер глаза. Ну конечно, это он, мой кузен! Недо!
Стоя в одних трусах, он выпячивал грудь и красовался перед зеркалом. Потом подошел к ванне, из которой поднимался пар, и потрогал воду, чтобы проверить температуру. Я мгновенно согрелся. Открылась дверь, и в кухне появилась белокурая цыганка, та, что меня ограбила. У меня бешено заколотилось сердце; еще немного, и меня хватил бы инфаркт, как отца. Она остановилась возле ванны и скинула с себя полотенце. У нее были торчащие грудки и плоская, как сиденье стула, задница. Какой там холод! Я и думать забыл! Не знаю, была ли то манера Недо бросать свое «Короче… сам знаешь!» женщинам, но он принялся вопить, как Тарзан, и сиганул в ванну, будто это купальня в Бембаше. Он развернулся, взмахнул снятыми трусами и, подняв столб брызг, исчез под водой. Светловолосая цыганка расхохоталась и ждала продолжения. Вынырнув, Недо с тигриным рыком затряс своими мокрыми волосами. Цыганка прыгнула в ванну, оба погрузились под воду и вынырнули, обнявшись. Недо держал девушку, как примерный школьник – перьевую ручку. Они подняли адский шум, они задыхались, их тела бились о стены. Никогда бы не подумал, что человеческая жизнь до такой степени тяжела.
Вдруг кто-то хлопнул меня по спине. Я обернулся – старик Цело.
– Эта приносит мне доход. Орет так, будто трахается с собственным братом. А ты, малец, что тут делаешь?
– Я… ничего!
– Как так ничего?! У меня задарма ничего нет!
Недо с белокурой цыганкой не знали удержу, они вопили во всю мочь, он грубо вдавливал ее в стены лачуги! Что это было? Конец света?
Пока Цело беспокоился за свое имущество и нервно покашливал, я под шумок проник в какую-то комнатушку, схватил одеяло и завернулся в него.
– Эй, потише там… Ты развалишь мой дом! – ворчал Цело.
– Тебе заплачено! Заткнись! – отвечал Недо.
– Из-за тебя заведение потеряет товарный вид!
Недо вопил все громче и громче, мне оставалось только заткнуть уши. Потом вновь наступила тишина. Скорчившись в углу, я слышал, как Цело орал:
– Поганый бордель! Что за проклятый способ заработать себе на корку хлеба!
– Поганый? Так построй покрепче!
– Не доводи меня!
Завернутый в одеяло, я вошел в комнату, где Недо со светловолосой цыганкой пили кофе.
– Ну… это… это я…
– Ничего себе! Откуда ты взялся?!
– Я тоже хочу…
– Мал еще. Потерпи, подрастешь, и я отведу тебя в одно местечко, где тебя сделают мужчиной.
Белокурая цыганка узнала меня. Она поставила чашку возле кофейника, повернулась ко мне спиной и, ни слова не говоря, торопливо стала собирать свои манатки, чтобы дать деру.
– Эй, малышка, постой! Еще одну палку! Эй!
Но она уже выскочила на улицу.
– Они украли у меня деньги! – крикнул я.
– Деньги… какие деньги? Что еще за фигня?
– Это не фигня! Они сперли у меня восемьсот девяносто тысяч динаров! Жалованье Брацо!
– Это была она?
– Сильно избили, раздели догола и свалили с деньгами.
– Воры позорные!
Мы бегом бросились через сливовый сад, потом по улице Ключка. Я старался не отставать от Недо. Он одевался на бегу; на мне по-прежнему болталось одеяло из дома Цело.
– Не отставай, братишка.
– Я тут.
– Они еще пожалеют, что подрезали деньжата моей тетки!
На улице Джьюра Джьяковича мы взяли такси и добрались на нем до «Цамека», кафе в торговом комплексе «Скендерия». Алкашей там было как грязи. На взводе, точно швейцарские часы, Недо переходил от столика к столику. Моего кузена тут все знали и боялись его тяжелой башки и громадных ручищ, которые, как говорили на десятки километров в округе, сдавливали почище французского разводного ключа. Мне показалось, что в облаке табачного дыма я узнал своего обидчика, и я подвел Недо к его столу. Там играли в кости и матерились как извозчики. Когда Недо сгреб все ставки, за столом воцарилось молчание.
– Ну… это еще что? – спросил нападавший на меня.
Недо как следует вмазал ему, тот попытался ответить, но уже через секунду затих.
– Клянусь Тито и мамой, понятия не имею, об чем базар…
– Где твоя куртка?
– Ну… вон там!
– Выворачивай карманы!
Разведя руки в стороны в знак недоумения, парень старался убедить Недо, что ничего не сделал.
Он вернулся из гардероба с плащом цвета морской волны. Недо схватил одежду, вытянул руку в мою сторону, и я вложил в его ладонь пуговицу, которую мой кузен приставил точно к тому месту, откуда она была выдрана.
– Выйдем!
Хотя «Скендерия» находилась не на его «участке», он без промедления сгреб парня за шею и вывел вон.
– Так, значит, теперь, дылда, мы взялись за мелюзгу! – сказал Недо, указывая на меня. Потом, заведя ему руки за спину, довел моего обидчика до моста возле протестантской церкви. Там он велел ему снять рубашку. Тот вздумал было заартачиться, но, получив очередную крепкую плюху, повиновался.
– Тито и мамой клянусь, я ничего не знаю…
Тычками в шею Недо заставил парня подойти к перилам, а потом схватил за щиколотки и перекинул его голый торс через заграждение, держа над пропастью.
– Неееет! Только не это! Умоляю!
Недо без труда стащил с него портки, связал штанины узлом, стянул ремнем и подвесил за ноги. Тот повис вниз головой, лицом к Миляцке.
– Деньги моей тетки! Говори, где они?!
– Деньги… Они у Бимбо, это по пути в Илиджу!
– Короче… как знаешь!
И Недо в два счета освободил повешенного.
– А теперь раздевайся! – приказал он. – Догола!
Отобрав у него одежду, он передал все мне и заставил надеть. Можно было подумать, я ограбил вещевые склады в Триесте. Джинсы «Super rifle» были длинны, их пришлось подвернуть; ботинки оказались на три размера больше. Под конец Недо бросил мне плащ.
– Клянусь Тито и мамой, Бимбо у меня все украл, – ныл парень.
Мы втроем легко сговорились. Такси доставило нас в забегаловку Бимбо. Точно такую же, как все кафе в Илидже. Разве что в зале никого не было. Из подвала тянуло дымком.
