До Дня всех святых у нас не было возможности отправиться туда. В тот вечер мы с Луи были на вечеринке у друзей. Он нарисовал себе усы, вставил пластмассовые зубы и накинул на плечи пушистое коричневое одеяло, призванное изображать шкуру волка-оборотня. Все это выглядело смешно в сочетании с толстыми очками в черной оправе. Я надела праздничные украшения Жаклин, длинную расклешенную юбку и мамину вязаную шаль. Мне хорошо запомнился тот наряд, потому что папа сфотографировал нас и поместил снимок в альбом.
Вскоре после того, как мы вернулись с сумками, полными конфет и монеток, он уехал на конференцию в Мемфис. Через час после его отъезда пришла наша мулатка. Не знаю, что дала Жаклин Луи, чтобы усыпить его, но он отключился так быстро, что она даже испугалась и не хотела идти. Я ее заставила. То была моя ночь. И я не отказалась бы от этой ночи даже из-за нездоровья брата.
Жаклин облачила меня в простой хлопчатобумажный джемпер, какие носят цветные дети, подвязала мне волосы и обмотала голову красным шарфом.
Мне предстояло великое приключение. Я чувствовала это, пока она одевала меня, и еще больше – когда тайком кралась за ней на цыпочках в темный гараж.
Жаклин велела мне лечь на пол перед задним сиденьем автомобиля и накрыла одеялом. Так я и лежала, пока мы у Кэннел-стрит не переправились на пароме на другой берег реки и не поехали на юг, подальше от улиц, запруженных людьми, где кто-то мог узнать меня или машину.
Жаклин сказала, что не всегда ездит таким окольным путем, но на этот раз сделала это ради меня.
Я ей не перечила; едва ли удовольствие поспорить стоило тех неприятностей, которые могли возникнуть, поступи она иначе.
В Брейтуэйте мы снова пересекли реку и проехали еще несколько миль, прежде чем свернуть на покрытую гравием дорогу. Наконец я увидела мерцание костров и услышала мерный стук огромных барабанов. Жаклин въехала на какую-то площадку и втиснулась между двумя большими старыми грузовиками. Туфли мы оставили в машине – под ногами была такая вязкая грязь, что я-то уж наверняка потеряла бы свои.
– Ты – Сью-Энн, – шепнула мне Жаклин. – Дочь моей сестры.
– Сью-Энн, – повторила я. Значит, таково мое имя на сегодняшнюю ночь.
– Держись в тени. Если тебя узнают, ты никогда не сможешь сюда вернуться, – напомнила Жаклин.
Я увидела десятки припаркованных поблизости автомобилей, людей, двигающихся вокруг костров, и подумала о Жаклин и о маленькой цветной девушке, которая присматривала за нами, не требуя никакой платы. Кто сможет запретить мне учиться колдовству, когда по всему городу совершаются ритуальные действа?
Нет, папа не сможет запретить это. А Жаклин не посмеет.
Я выдернула свою руку из ее цепких пальцев и уверенно направилась к кострам…
Могла бы написать и побольше, мысленно упрекнула Линну Хейли. В конце концов, у нее было много времени. Быть может, она просто не умеет печатать? Нет, даже если не принимать во внимание тошноту, сны все же лучше. Хейли перечитала первые фразы. Она не боится Линну. Она проникла в мысли Линны, и та приняла ее. А поскольку их общение зависит от воли Хейли, она всегда может прервать его.
Перевалило за полдень. Теперь, когда головная боль прошла, а вместе с ней исчезла и тошнота, Хейли чувствовала себя полной сил, словно несколько минувших часов проспала, а не находилась в состоянии транса. Ей пришло в голову, что, пока Линна заново переживает свое детство, можно посетить места, где часто бывала уже взрослая Линна.
Закрыв глаза, Хейли представила себе бар, в котором Джо Морган впервые повстречал Линну. Как она и ожидала, видение оказалось живым и отчетливым. Словно она сама стояла перед входом, читая написанное на длинной деревянной вывеске название – «В сумерках».
Хейли сверилась с телефонным справочником. Заведение существовало и по сей день.
Она не стала надевать обычную одежду, а натянула узкие черные джинсы и черный топ с большим декольте, облегавший грудь. Длинные серьги, колыхаясь, задевали обнаженные плечи. Впервые за последний месяц Хейли решила накрасить ногти. Открыв дверцу бюро, в котором держала косметику, она заметила сверток из парфюмерного магазина, расположенного неподалеку от ее дома. Внутри находился крохотный аэрозоль одеколона «Норелл» и тюбик красной помады.
– Ах ты, сукина дочь! – прошептала Хейли. – Значит, ты воспользовалась тем временем, которое я тебе предоставила, чтобы смотаться в магазин! – Из кошелька Хейли исчезло восемьдесят долларов. Косметика столько не стоила. Должно быть, Линна купила что-то еще.
Хейли начала выдвигать ящик за ящиком, проверила стенной шкаф. Ничего.
Снова кладя кошелек в сумочку, она увидела на дне мешочек. В нем, завернутый в темно-синий бархат, лежал узкий нож в замшевых ножнах. Ручка была плоской, лезвие – изогнутым. Он идеально поместился в ладони у Хейли, равно как идеально войдет в ее ботинок или прильнет к бедру, заткнутый за ремешок, отметила она.
Едва ли Хейли нуждалась в подобном подарке. Она пошарила в сумочке в поисках рецепта, но вместо него нашла записку:
Знаю, ты сумеешь воспользоваться этим, как сделала когда-то я. Если ты окунешься в мои дела слишком глубоко, это вполне может тебе понадобиться. Пожалуйста, не пренебрегай моим предостережением. Я бы не хотела, чтобы кто-то еще пришел к такому же трагическому финалу.
Линна.
Почерк был не похож на ровный и прямой почерк Хейли. Буквы имели сильный наклон вправо. Петельки были длинными и заостренными. Буквы «t» перечеркивала размашисто-вычурная перекладинка. Хотя рисунок письма был красивым, почерк выдавал нерешительность автора. Казалось, перо то слишком плотно прижималось к бумаге, то едва касалось ее. Кое-где буквы были написаны словно бы дрожащей рукой. Тем не менее летящая подпись внизу выглядела именно такой затейливой, какой, видимо, была у живой Линны.
Это нисколько не удивило Хейли – в отличие от содержания записки.
Первую неделю после переезда в свой висконсинский лесной дом Хейли совершенно не могла спать. Просыпалась от малейшего шороха и думала о том, как далеко от нее ближайшие соседи, а тем более полиция. Находившийся под рукой телефон не придавал уверенности. Револьвер и нож, которые она купила во время второй поездки в город, тоже мало успокаивали. Единственное, что со временем позволило ей расслабиться, это уроки самозащиты. Страх постепенно прошел, а навыки самозащиты остались. Она сжала кулак, вспоминая, как дотошно ее учили это правильно делать, потом повертела нож в руке.
Как здорово контролировала Линна тело Хейли и ее воспоминания. Странно, но это ничуть не пугало Хейли. И предостережение Линны лишь вызвало у нее еще большее желание продолжить свои странные изыскания. Но только через посредство снов, напомнила она себе. Потому что другой способ – вне ее контроля и слишком болезненный. Она больше никогда не сделает попытки слиться со своими персонажами.
