— Папулечка мой прекрасный! — пропела она.
Миша закружил ее по площадке, и так, кружась, они влетели вдвоем в квартиру. Как давно он тут не был! А запах остался прежним, пахло книжной пылью и пригорелым молоком. Еще Ляля, кажется, поменяла духи. Несмотря на тусклый свет в прихожей, в глаза бросились ободранные по углам обои, затертый до черноты, когда-то покрытый лаком паркет. Из-за тусклого света, из-за нависающих со всех сторон шкафов и полок квартира показалась гостю полутемной пещерой. А ведь когда-то он тут жил и ничего уютнее этой старинной московской квартиры представить себе не мог. Здесь жили еще Лялины дедушка с бабушкой, потом родители, а теперь она сама с дочкой. Иринка тащила его в сторону ванной, наверное, руки мыть, как положено, но он прошел по коридору и заглянул в столовую, увидел облысевший зеленый диван, старинный резной буфет, картины на стенах. Ничего не сдвинулось с места за эти годы, но как-то пожухло, обветшало. Иркин яркий конструктор на столе и пышноволосая нарядная Барби выглядели непрошеными гостями среди одряхлевшей ветхозаветной старины. Миша подошел к окну, выглянул во двор, открыл форточку.
— Может, пойдем погуляем? — предложил он Иринке.
— Потом пойдем, — ответила она. — Сейчас пойдем, я тебя покажу Мартину.
— Меня? Мартину? Какому еще Мартину? — рассеянно спросил Миша, послушно идя следом за Иринкой, а она изо всех сил тянула его за руку по коридору.
В коридорных потемках Миша наткнулся на какие-то коробки и больно ушиб коленку.
— Мартину потом меня покажешь, — решительно заявил он. — Сначала вам тут нужно лампочки ввернуть. А то в такой темнотище того и гляди без головы останешься!
Иринка с удивлением смотрела на отца. О какой темнотище он говорит? Она так привыкла к своей квартире, что двигалась в ней наизусть и никаких неудобств не испытывала.
— Кстати, и мне есть с кем тебя познакомить!
— С кем? — Иринка с любопытством заглянула Мише в лицо.
Они уже дошли до прихожей, Миша почти на ощупь отыскал в углу свою сумку и достал оранжевого слона. Ему показалось, что даже от новой игрушки вокруг посветлело.
— Вот, пожалуйста, знакомься! Слон из Африки, привез тебе солнышко и мандарины.
Мандарины вслед за слоном перекочевали к Иришке в руки.
— Ешь пока мандарины, играй со слоном, а я лампочки вверну в прихожей и на кухне. Потолки вон какие высоченные! Маме не достать, — посетовал Миша и привычно засучил рукава. Засучил и усмехнулся. А ведь совсем недавно хозяйственных привычек у него и в помине не было…
Оставшись один после того, как Ляля его выставила за дверь, Миша поселился у приятеля в коммунальной квартире. Болевой шок проходил медленно, а когда более или менее прошел, он обнаружил, что на свете очень много женщин и у каждой женщины очень много просьб. Все женщины, молодые, старые, среднего возраста, смотрели на него умоляющими глазами и верили в его всемогущество. Верили, что он может починить выключатель, электропроводку, холодильник, телевизор, телефон, звонок. Прибить полку, вешалку, карнизы, картину. Наладить кран в ванной, бачок в туалете. Отнести чемодан, проводить на вокзал. Подвинуть шкаф, разобрать стол. Да и мало еще на что он казался способным! Миша не ожидал, что, оставшись один, окажется в таком водовороте жизни. Поначалу, как это было ему свойственно, он смертельно испугался забурлившей вокруг него жизни, застегнулся на все пуговицы и с головой ушел в работу. Миша переводил книги и статьи по математике на английский язык и получал за переводы приличные деньги. Читал спецкурс в институте, деньги получал неприличные, но научно рос. Когда он еще немного успокоился, то понял, что вполне способен снять себе однокомнатную квартиру, из тех, что подешевле, конечно. И снял. Заведя себе квартиру из тех, что подешевле, он сам вплотную столкнулся с проблемами карнизов, звонков, бачков и кранов. До этого они его не касались, их решали, очевидно, тем же методом умоляющих глаз, обращенных на чужие мозолистые руки, сначала его матушка, потом Ляля. Миша со свойственной ему методичностью принялся осваивать проблемы смены прокладок и сверления дырок дрелью. Они оказались преодолимыми. Решив группу задач первой сложности, он перешел к задачам второй, повышенной, и занялся электропроводкой. Оказалось, что и эти поддаются решению. Холодильники и телевизоры Миша осваивать не стал. Для них существовали специалисты. Но зато освоил, и с удовольствием, удивившим его самого, кое-какие плотницкие работы: сколотил себе полку для книг, потом сделал полку для кухни, расширил письменный стол. Сначала он прослыл в подъезде «мастерущим», потом отзывчивым. Только много позже Миша отдал себе отчет, что в доме, куда он переехал, его знает почти весь подъезд, что у него множество поручений и множество знакомых, преимущественно женского пола, как старых, так и молодых. Новые знакомые приглашали его попить чайку с пирожком, отведать наливки, котлет, борщика, они готовы были дружить с ним, делиться семейными тайнами, любить, обожать, восхищаться. И нагружать, распоряжаться, поручать тоже. Пуговицы у Миши стали понемножку расстегиваться, изменилась походка, выражение лица, интонации. По-другому стали смотреть на Мишу студентки, по-другому относиться студенты. Но сам он всего этого как-то не замечал. У него появился новый предмет наблюдений и интереса. Он заинтересовался женщинами. Собственно, они всегда его интересовали. Но он их очень боялся. Всех. Даже Лялю. Теперь почувствовав себя в безопасности благодаря множеству своих умений, он перестал отказываться от приглашений, пил чай и наливки. Под наливки он выслушал множество трогательных и чаще всего печальных историй. Женщины оказались прелюбопытнейшими созданиями. Они стали ему симпатичны, вызывали сочувствие и по-прежнему интерес. Он хотел понять их. Женщин вообще или одну-единственную женщину? Миша не задавал себе этого вопроса. В молодых женщинах Мишу больше всего поражала готовность встретить в любую секунду своей жизни свою самую большую любовь. Да и все они, старые, молодые — не важно, жили любовью, прошлой, настоящей, будущей. Любовью к мужчине, к ребенку, кошке, собаке, попугаю. Получал и он бесчисленное число авансов, но не спешил ими воспользоваться. Сначала Миша расклассифицировал женщин по типам, психологическим, социальным, потом занялся классификацией их душевных состояний. Он научился безошибочно выделять одиноких, замужних и тех, которые живут с другом. С тех пор как он стал принимать авансы, он расклассифицировал и одиноких. Они делились на тех, которые надеялись выйти замуж, и на тех, которые приспособились к одинокой жизни и много работали. Любовный его опыт неизмеримо расширился, правда, телесный опыт, а не сердечный. Но и это пошло ему на пользу: и ему с женщинами и женщинам с ним становилось все приятнее и легче. Чем свободнее он себя чувствовал, тем снисходительнее и доброжелательнее становился. Может быть, он один из первых понял, что у Ляли после спячки очнулось сердце, он уже умел угадывать сердечную жизнь по ослепительному сиянию глаз, расцветающей невпопад улыбке. Он не хотел ничего знать о Лялиной любви, но знал о ней больше многих. А сейчас по одному только беглому взгляду и взмаху руки понял, что она свободна. И закружил, закружил Иринку по площадке…
