Он вывел Лялю в коридор, потом повел на балкон, где никого не было. Нет, вернее, кто-то был. Спиной к ним стоял мужчина.
— Я хочу вас познакомить, ребята, — неожиданно потеплевшим голосом сказал Сева, — потому что поверьте моему опыту, вы очень друг другу подходите. Михаил. Елена. Поговорите. Не буду мешать.
Сева ретировался, прикрыв за собой дверь, а они стояли друг напротив друга, Ляля и Миша, и опять было неизвестно, плакать или смеяться. Миша смотрел ей в глаза тем притягивающим, ворожащим, вбирающим взглядом, оторваться от которого невозможно. Она подалась к нему. Он обнял ее, притянул к себе, и она вдруг почувствовала ту самую горячую волну, которую ждала так давно, ждала от Миши.
— Я когда-то предлагал тебе руку, теперь предлагаю сердце, — сказал он чуть охрипшим голосом, и глаза у него хоть и улыбались теперь, но было в них что-то тревожно — ждущее.
А у Ляли из глаз брызнули слезы, она хотела что-то сказать, губы у нее дрогнули, но он не ждал ответа, он уже прижался к дрогнувшим губам, а его руки, горячие, сильные, говорили красноречивее слов: стосковался. Так стосковался!
Минут двадцать пять спустя, не понимая, куда подевалась хозяйка, Сева, заглянув на балкон, не мог не признать, что Михаил оказался не только энергичным, но даже слишком энергичным молодым человеком. Сразу взял быка за рога. Ну что ж, чутье Севу и на этот раз не подвело. И на том спасибо!
— Просто оторопь берет, до чего же я проницателен! — вздохнул он и отправился искать Веруню.
— Я скоро в Москву собираюсь перебираться. Пора и честь знать, загостился у Александра Павловича, — сообщил он ей. — А ты? Имей в виду, у меня на тебя большие творческие планы.
— В старухи записали, рисовать будете? — звонко осведомилась Вера.
— Буду, если согласишься, — не обращая внимания на подковырку, отозвался Сева. — У меня в голове кое-что брезжит, надо бы проверить. Как, кстати, твой ремонт? Скоро кончится? Имей в виду, что для ночевок моя мастерская в полном твоем распоряжении. Там и кушетка есть. И ширма. И потом, если хочешь, на днях можем подойти вместе в редакцию.
— Спасибо, но я пока в Москву переселяться не собираюсь. Наоборот, в Посаде больше буду, ремонт мой уже закончился. Скоро в Посад Александра Павловича повезу. А то куда же он? Совсем в своем кино закружится.
— А я сегодня в Москве остаюсь, — сказал Сева и попрощался. Ему на секунду стало интересно, знает ли Веруня про своего слишком уж шустрого напарника. И если знает, то что об этом думает? У него самого впереди была пока только галерея старушек, но он не был в обиде, знал, что надолго наедине со старушками не останется.
Ляля смутно помнила, как уходили гости. Они разошлись быстро, в одно мгновение, как всегда бывает на многолюдных сборищах. Кто-то один взглянет на часы, напомнит о времени, и все вернутся из праздника в будни.
Все ушли, а Миша остался.
— Иринка где? — испуганно спросила Ляля.
— У тети Оли гуляет, у них свои планы, девичьи, — отозвался он. — Привезти?
Он даже направился к двери, изображая полную покорность и готовность.
— Не надо, — остановила она его с улыбкой.
— То-то!
Он вернулся, прижал ее к себе, вдыхал запах волос, целовал в шею, и она слабела, млела. А потом… Она и сама не знала, что это такое было. С ней такого никогда еще не было. Она больше не сомневалась, что Миша ее любит. Любит всю! Всю! Всю!
И когда на рассвете она его спросила:
— Где ты был все это время?
Он ответил:
— Шел к тебе.
Они лежали, тесно прижавшись друг к другу, он на спине, а она, прильнув к нему, на боку.
— Не обманула нас золотая рыбка, — шепнул Миша, — исполнила желание. Все плохое мы обратили в хорошее, так?
— Так, — согласилась Ляля и заснула.
Миша лежал рядом с ней и слушал ее сонное дыхание. Он знал, что одержал самую важную победу в своей жизни: с ним была его женщина, эту женщину он любил. И она его тоже любила. Сейчас, сегодня она любила его. И теперь никуда от него не уйдет. Он будет настороже. Он научился настраиваться на волны женской стихии. Его жене больше не придется посылать сигналы в пустоту…
Разобрался в себе он не сразу. И она тоже. Откуда им было знать, что они встретили свою любовь? Нужен был опыт. Понимание. Каждый по-своему, они набирались его. А потом пришло время встречи. В эту ночь он так любил ее, что сумел выразить, передать и наполнить ее своей любовью. Он служил ей как раб и стал господином тайных покоев. Госпожа и рабыня спала теперь в его объятиях. Они оба были свободны и связаны навсегда. Со словом «навсегда» он тоже заснул.
Проснулся на рассвете, встал и ушел. Для него начинался рабочий день.
Ляля проснулась одна. И наполненная любовью, была тиха и спокойна, как полноводная река на равнине. Она принялась за уборку и, наводя порядок, вспоминала то одну, то другую подробность вчерашнего праздника. Праздник никуда не ушел, она чувствовала главным праздником саму себя и не спеша прибирала квартиру. Убранная квартира манила солнечными пространствами. Время у Ляли еще было, и она принялась расставлять книги, понемногу принося их из кладовки. Расставляла книги и поглядывала на часы. Ей не терпелось отправиться в детский сад за Иришкой, привести ее в новый дом, ввести в новую жизнь. Но всему в этой жизни был свой черед. И она подчинялась ему, училась не спешить и не своевольничать. Полноводной реке было легче подчиняться порядку.
Дверь скрипнула.
— Входи, открыто! — крикнула она Мише.
— Я знаю, — отозвался он, пропуская впереди себя Иринку. Потом вошел сам и поставил чемодан.
