У Аннели буквально подкосились ноги, когда она услышала донесшийся из-за двери душераздирающий крик и звон разбитого стекла. Флоренс, привыкшая к ударам в гонг в самое неожиданное время, отвернулась от окна и подняла бровь.
— Господи Боже мой! Может, ему не понравился завтрак, который мы приготовили?
— Бабушка, подожди, не ходи туда, — сказала Аннели, увидев, что Флоренс уже собирается открыть дверь. — Давай лучше позовем Брума!
— Почему, дитя мое? Из-за разбитой тарелки? Аннели прикусила губу. Флоренс решительно открыла дверь, Аннели последовала за ней. Не оставлять же бабушку один на один с этим ужасным человеком. У двери лежали осколки зеркала. Эмори Олторп стоял у умывальника, уперевшись руками в стену и опустив голову.
— Кажется, ты встретил еще одного незнакомца? — мягко спросила Флоренс.
— Это была проверка?
— Проверка?
— Да. Проверка. Вы хотели узнать, действительно ли я потерял память или же притворяюсь. Не знаю только, зачем вам это понадобилось.
Когда он повернулся к ним, обе заметили, как изменилось выражение его лица. Смущение и растерянность уступили место недоверию и злобе.
— Никакая это не проверка, Рори, — осторожно сказала Флоренс. — Просто я хотела помочь тебе вернуть память.
Холод и недоверие в его глазах стали постепенно таять, как свеча от пламени. Он расслабил плечи, опустил руки, напряжение спало.
— Я л, я сожалею, я просто не… не могу…
— Сядь и поешь, — сказала Флоренс, перебив его. — Когда в желудке пусто, голова плохо работает. Поешь, и потом поговорим, попробуем как-нибудь выбраться из этого лабиринта.
Он развел руками.
— Наверное, у меня скверный характер.
— Ты просто не любишь дураков и дурацких поступков, — заметила Флоренс. — Можно сказать, с самого детства. Ну а теперь поешь.
Бабушка дважды стукнула тростью об пол. В комнате было всего два стула. Эмори пододвинул их Аннели и Флоренс, а сам сел на подоконник, рядом с которым стоял стол. Сел спиной к солнцу, и волосы его теперь блестели как вороново крыло, а сквозь рубашку просвечивал мощный торс.
Аннели не знала, как избавиться от этого наваждения. Она сидела напротив Эмори, скромно сложив руки на коленях, не поднимая глаз, чтобы не видеть его широкой груди, видневшейся из-под расстегнутой рубашки. В то же время она не могла не заметить, что он то и дело останавливал на ней взгляд. Лицо у нее горело, во рту пересохло, и она нервно облизывала губы. То в одной, то в другой части тела у нее возникали какие-то странные ощущения. Соски затвердели, внизу живота заныло. Аннели даже боялась дышать.
Флоренс постучала тростью по ножке стола.
— Что будем пить, чай или сидр? Лучше сидр, я думаю. Он бодрят, согласны?
Аннели, по-прежнему не поднимая глаз, почти на ощупь взяла кувшин и наполнила три стакана сладким яблочным сидром, которым славился Уиддиком-Хаус. Флоренс тем временем уговаривала Олторпа отведать холодных закусок: тонко нарезанной ветчины, баранины и сыра. Сначала он отказывался, поскольку на столе стоял только один прибор, но после того, как отведал нежной розовой ветчины, буквально набросился на еду и съел все до последней крошки.
Пока он ел, Флоренс рассказывала ему о членах его семьи, о поместье в Уинзи, о годах, которые он провел в Торбее. Аннели тоже внимательно слушала, стараясь не смотреть на Эмори. При каждом движении его волосы перевивались, озаренные солнечным светом, и Аннели не могла не залюбоваться его сильной шеей и благородным профилем. Глядя на его руки с длинными сильными пальцами, Аннели вспомнила, какими они были теплыми, когда, она поила его водой, и по телу побежали мурашки.
В этот момент на нее упал солнечный луч, она невольно подняла голову, и сердце ее взволнованно забилось. Флоренс что-то ему сказала, он рассмеялся, и Аннели уже не могла оторвать глаз от его губ, вызвавших у нее грешные мысли. Она заметила, что опускает глаза все реже и реже и подолгу задерживает на нем взгляд. В конце концов Аннели до того осмелела, что даже улыбнулась Эмори в ответ на его улыбку.
В то же время Аннели не могла не думать о том, что над ее головой сгущаются тучи.
— Священник, — говорила Флоренс, — очень хочет поговорить с тобой.
— Так хочет, — сказал Олторп, — что оставил меня здесь, на вашем попечении, вместо того чтобы забрать домой?
— Когда мы нашли тебя на берегу, мы не знали, в каком ты состоянии, и решили, что не стоит перевозить тебя в другое место, что тебе лучше какое-то время спокойно полежать.
— И это единственная причина?
Лицо Флоренс оставалось невозмутимым.
— Что ты имеешь в виду?
Эмори выпил четвертый стакан сидра, отодвинул его и сказал:
— Память я потерял. Но я не потерял способности видеть и соображать. Вы и ваша внучка сидите как на иголках. Боитесь, как бы я не задал неудобный для вас вопрос или не заговорил на неудобную для вас тему. И потом — эта комната. Она ведь в пристройке, не так ли? Неужели у вас не нашлось в доме другой? Ведь вы говорите, что я — друг семьи. К тому же возле моей двери постоянно дежурит охранник, — Брум? Нет, Брума нельзя…
— Полагаю, его приставили ко мне либо для того, чтобы я не мог выйти, либо чтобы сюда никто не вошел. Скорее всего первое. Поскольку парень он крепкий и носит за поясом пистолет.
— Ты не прав, Эмори. Никто тебя здесь не держит. Можешь выходить, когда пожелаешь.
Он пристально смотрел на Флоренс, желая понять, правду ли она говорит, затем перевел взгляд на Аннели. Она не умела уклоняться от прямых ответов, как это делала бабушка, не умела лавировать и, не успев отвести глаза, почувствовала, что краснеет. Аннели попала в умело расставленную им ловушку и уже ничего не могла сделать. Он словно прочел ее мысли и снова повернулся к Флоренс.
— Поскольку я волен уходить, когда пожелаю, то первым дело, что мне хотелось бы отправиться в Уинзи — разумеется, если вы дадите мне лошадь. Может быть, дом, в котором я когда-то жил, вызовет у меня хоть какие-нибудь воспоминания. Поездка в Бриксгем, Пейнтон или Торки тоже пошли бы мне на пользу. Если, как вы говорите, я проводил много времени на причале и в гавани, там наверняка кто-нибудь знает, что со мной случилось три дня па-зад. Я мог бы заплатить за полученные сведения.
Флоренс скривила губы и вскинула бровь.
— Ты все продумал, — выдохнула она, — однако мудрым твое решение не назовешь. Не думаю, что ты можешь заплатить за нужные тебе сведения больше, чем королевские судьи за сведения о твоем местонахождении.
Он смотрел на нее несколько долгих минут, потом медленно скрестил руки на груди и прислонился к окну.
— Я совершил преступление?
— Не знаю, но именно в этом тебя обвиняют, — сказала Флоренс. — Правда, доказательств пока нет никаких, а без доказательств я не поверю ни одному обвинению, выдвинутому против тебя.
