…Проснувшись довольно поздно – начинался третий день ее пребывания у Дельгадо, – Виктория обнаружила, что Консуэло постирала и погладила ее голубое платье. Девушка оделась и тщательно причесалась – ей хотелось произвести на бабушку благоприятное впечатление, если та все же появится. Затем она отправилась в стойло, чтобы проведать Бунтаря.
Возвращаясь к хижине, Виктория увидела стоявший у крыльца фургон. «Неужели бабушка?» – подумала она и тотчас же замедлила шаг – почему-то ей вдруг стало страшно. Поравнявшись с фургоном, Виктория увидела на месте возницы пожилого мужчину; он ей кивнул, но не улыбнулся.
Открыв дверь, Виктория вошла в хижину и тут же увидела маленькую седоволосую старушку в платье из набивного ситца. Какое-то время они молча разглядывали друг друга. Мануэль и Консуэло незаметно выскользнули из комнаты, чтобы не смущать гостей. Внезапно старушка улыбнулась и заключила девушку в объятия.
– О, мое милое дитя, ты так похожа на свою мать, – сказала она. – Да-да, просто невероятное сходство… Сначала я даже подумала, что Господь вернул мне дочь.
Виктория с облегчением вздохнула и обняла старушку. Обе прослезились, но нисколько своих слез не стыдились. Наконец Эллис чуть отстранилась и проговорила:
– Я так рада, моя дорогая, я счастлива…
– Бабушка, а я очень боялась, что ты не захочешь меня видеть.
– Не захочу тебя видеть, дитя? Да я мечтала об этом. И вот теперь моя мечта сбылась.
– О, бабушка!.. – воскликнула Виктория. – Ты именно такая, какой тебя описывал Бодайн, и даже еще лучше.
– Как приятно, дорогая, когда тебя называют бабушкой. – Старушка снова улыбнулась. – Знаешь, здесь все называют меня Матушкой, но для тебя я бабушка. О, Виктория, это самый счастливый день в моей жизни. А теперь проводи меня к Бодайну. Я не видела его целую вечность.
Виктория проводила бабушку в спальню. Бодайн сидел на кровати со скрещенными на груди руками.
– Ты постарел, – сказала Матушка, усаживаясь табурет.
– А ты нет, – ответил великан.
– Это неправда, ты же знаешь, – с улыбкой проговорила старушка.
– Я не стал бы тебе лгать, – возразил Бодайн.
– До сих пор ты действительно никогда мне не лгал. – Матушка внимательно посмотрела на него, потом, поднявшись на ноги, добавила: – Я приехала, чтобы забрать вас домой.
Бодайну устроили в фургоне постель. Он начал возражать – заявил, что не желает ехать, как старик на смертном одре. Но Эллис Андерсон, строго взглянув на него, проговорила:
– Ты сделаешь все так, как я скажу. Более того, дома ты будешь соблюдать постельный режим еще целую неделю.
Бодайн молча кивнул и улегся на матрас.
Повернувшись к Мануэлю Дельгадо, Эллис Андерсон сказала:
– Я хочу отблагодарить вас за гостеприимство, оказанное моей внучке и Бодайну. – Она вытащила кошелек.
– Нет, сеньора, мы не возьмем денег, – заявил гордый мексиканец. – Нам было приятно принимать у себя сеньориту Викторию и сеньора Бодайна.
Матушка поняла, что обидела хозяев, и протянула Мануэлю руку.
– Я вам обоим очень благодарна, – сказала она.
Виктория взяла на руки Роберто и чмокнула его в смуглую щечку. Потом подошла к Консуэло и, передав ей ребенка, крепко обняла женщину. Повернувшись к Мануэлю, девушка пожала ему руку и проговорила:
– Спасибо за вашу доброту. Вы мои первые друзья в Техасе. Если не возражаете, я буду иногда к вам наведываться.
– Вы окажете честь нашему скромному дому, – вежливо ответил Мануэль.
Эллис Андерсон с улыбкой наблюдала за внучкой; она видела перед собой не избалованную богачку, а прелестную и отзывчивую девушку с добрым сердцем.
Минуту спустя фургон тронулся с места. Сзади, привязанный к фургону, следовал Бунтарь. Виктория с улыбкой поглядывала на бабушку. Было очевидно, что старушка ей рада, и, следовательно, их с Бодайном путешествие завершилось вполне благополучно.
Когда они прибыли на ранчо, Эллис уложила внучку отдыхать, а затем уединилась с Бодайном. И тот поведал ей обо всех злоключениях девушки. Когда же Бодайн наконец закончил рассказ, старушка утерла слезы и сказала:
– Ты даже не представляешь, что значит для меня ее присутствие. Она так похожа на Мэри Элизабет…
– Только внешне, – заметил Бодайн. – Характером она в свою бабушку.
– Как ты думаешь, янки ее здесь не выследят? – Эллис с беспокойством взглянула на Бодайна.
– Едва ли, – ответил тот. – Только О’Брайены знают, куда мы направились. Но я им полностью доверяю.
– И все же надо проявлять осторожность, – проговорила старушка. – О, Бодайн, я так рада, что ты вернулся. Я допустила ошибку, когда позволила тебе уехать в Джорджию вместе с Мэри Элизабет. В результате твоя собственная жизнь не сложилась. Сначала ты присматривал за моей дочерью, а потом – за внучкой.
– Я ни о чем не жалею, Эллис. И на жизнь не жалуюсь.
– Что ж, поправляйся побыстрее. Мне нужен помощник на ранчо.
– А я уж думал, что ты об этом не вспомнишь, – улыбнулся Бодайн.
– Полагаю, ты должен занять достойное место в нашей семье, – продолжала Матушка.
– Ты о чем? – удивился Бодайн.
– Я считаю, что тебе следует принять имя своего отца.
Бодайн с сомнением покачал головой:
– Когда-то это было для меня очень важно, но теперь я об этом не думаю.
– Напрасно, – пробормотала Эллис. – Да, Бодайн, я допустила ошибку. Конечно же, мне не следовало отпускать тебя с Мэри Элизабет. Если бы ты остался здесь, то забыл бы о ней и завел собственную семью.
– У меня нет имени, чтобы передать его детям.
– Если бы я настояла, твой отец официально признал бы тебя своим сыном.
– Не вини себя ни в чем, Эллис. Ты прекрасно ко мне относилась. Ты взяла меня в свой дом и заботилась обо мне как о собственном сыне. Не всякая женщина сделала бы это для внебрачного ребенка своего мужа.
– Возможно, мне не следовало брать тебя к себе. Но я ведь не ожидала, что вы с Мэри Элизабет полюбите друг друга.
– Не стоит ворошить прошлое. – В глазах Бодайна промелькнула боль. – Мы не в силах что-либо изменить. И я не уверен, что хотел бы что-то менять. Видишь ли, у меня есть дочь Мэри Элизабет. И она любит меня как отца.
– Да, верно, – кивнула Эллис. – За годы преданности ты получил эту маленькую награду.
– Не согласен, – возразил Бодайн. – Для меня это величайшая награда.
– Что ж, тебе пора отдохнуть, – проговорила Матушка. – Добро пожаловать домой. Я очень по тебе скучала. – Старушка поднялась, подошла к лампе и погасила ее.