Шарлотта не стала спрашивать. В тот момент это было бы неуместно. Она только сказала:
— Если бы вы разрешили им сейчас выйти в сад… Там ведь с ними ничего не может случиться. И я буду очень внимательно следить за мальчиками. Я не отойду от них ни на минуту.
«Шаг за шагом», — думала она.
— Только если погода будет хорошая, — пробормотал доктор, возможно из-за того, что не хотел сдаваться сразу.
Но для нее это уже была маленькая победа.
Как пламя гаснет без кислорода, так угасла и эпидемия слухов, захватившая деревню на несколько недель. Было еще несколько матерей, которые пытались поддержать костер сплетен, но и они лишились дара речи, когда весной 1987 года тройняшки доктора появились в саду. Это обнаружил Фредди Махон, который выгуливал на деревенской площади свою собаку и вдруг услышал детские голоса, доносившиеся со стороны высокой изгороди из боярышника вокруг докторского сада. Он подобрался ближе и стал прогуливаться вдоль изгороди, пока не нашел в ней проплешину, тогда Фредди заглянул в сад. В качестве доказательства Фредди потом демонстрировал в кафе «Терминус» царапины на ладонях от острых шипов боярышника. Он рассказал, что трое мальчиков сидели за маленьким столом в тени старого ореха. Шарлотта Манхаут была с ними и чистила картошку. Братья играли с карточками, которые лежали перевернутыми на столе, и по очереди открывали по две картинки, чтобы найти одинаковые.
— Мемори! — закричал Рене Морне, как будто участвовал в викторине. — Это такая игра для памяти!
— А ты видел, какие они лысые? — поинтересовался Жак Мейкерс.
Фредди покачал головой и сказал, что все трое были в панамках, надвинутых по самые уши, закрывающих от солнца их лица.
— А то черепушки, конечно, сразу сгорят, — заметил Мейкерс, потирая лысеющую голову. — Солнце в это время года обманчиво. Ну а в остальном? Видел еще что-нибудь?
Фредди рассказал, что особенно ему бросилась в глаза белая кожа детей. Все трое были в футболках и брючках до колен, и их голые ручки и ножки были цвета белой пудры. Как будто фрау Манхаут предварительно их ею обсыпала.
— Но выглядели они бодро? — спросил хозяин кафе. — Они не были в инвалидных колясках или еще чего?
— Понятия не имею, — отрезал Фредди. — Больше я ничего не разглядел, потому что Макс вдруг разлаялся.
— Да уж, он, конечно, тоже глазам своим не поверил. Но я, по крайней мере, точно знаю, чем займусь завтра. Погоду обещали хорошую, значит, они, скорей всего, снова выйдут в сад. Ну, вперед, давайте выпьем за здоровье сыновей доктора. Я угощаю!
Рассказ Фредди Махона заставил многих жителей деревни в течение последующих недель совершать прогулки с замедлением темпа у дома номер один по Наполеонштрассе. И многие из таких вылазок заканчивались успешно, в хорошую погоду в саду можно было увидеть фрау Манхаут с детьми. Один раз они снова играли с карточками, на другой день она читала им книжку, а потом несколько дней подряд они все вместе собирали пазл, в котором, по словам Марии Морне, было гораздо больше кусочков, чем положено детям в их возрасте.
И в самом доме доктора детей стали видеть чаще. Многие пациенты замечали, что они подглядывали за дверью и, хихикая, убегали, если кто-то пытался подойти к ним слишком близко. Розетта Байер видела как-то вечером, как они шаг за шагом спускались по лестнице вслед за фрау Манхаут. Мальчики смущенно потупили глаза, когда проходили мимо нее по коридору на кухню. Фрау Манхаут едва ей кивнула, но Розетта, в любом случае, увидела их лысые головы. Кроме того, она обратила внимание на темные круги у них под глазами. Чуть позже она как бы невзначай поинтересовалась у доктора, как их здоровье.
— Плохо спят уже несколько ночей, фрау Байер. Думаю, им досаждают комары, — ответил он и больше не возвращался к этой теме.
— Ему просто страшно посмотреть правде в глаза, — объяснила Розетте Ирма Нюссбаум. — Сначала судьба отняла у него жену, а теперь выясняется, что его дети страдают от какой-то странной болезни. Мужчины не умеют справляться с горем. Они обходят его за километр. Гораздо проще делать вид, что ничего не случилось.
Юлиус Розенбоом тоже встретился с детьми в доме, более того, они даже обменялись парой слов.
— Я с ними говорил! Я с ними говорил! — уже издалека кричал он на следующее утро своим друзьям.
Они стояли на деревенской площади и ждали школьного автобуса до Хергенрата.
— С кем? — спросил Длинный Мейкерс, он как раз толкал Роберта Шевалье, а тот подмигивал Грейт Прик из пятого класса.
— С детьми доктора, конечно!
— Что ты сказал? — переспросил Сеппе, сын булочника, который только подошел к ним.
— Я говорил с братьями Хоппе! Вчера вечером!
— Рассказывай! Рассказывай! — поторопил его Сеппе.
— Я сидел один в приемной, и тут открылась дверь, — начал Юлиус, предварительно бросив взгляд на дом доктора. — Я решил, что это нудная фрау Нюссбаум, и поэтому стал смотреть в книжку. Сначала было тихо, а потом кто-то заговорил шепотом. Я поднял голову, а это они. Прямо перед моим носом! Все трое! Это точно были сыновья доктора, больше некому. У всех троих лысая голова, а череп прямо размером с футбольный мяч, и шрамы на лице, вот тут, — и он провел указательным пальцем от уголка рта до носа.
— А какого они роста? — спросил Длинный Мейкерс.
— Да на голову ниже вон тех двоих, — Юлиус показал на малышей Мишеля и Марселя Морне, которые ждали чуть поодаль, стоя с мамой за руку.
И добавил шепотом:
— Только вовсе не такие толстые. Даже очень худенькие.
— А потом? Что было потом? — спросил Сеппе.
— Один из них спросил, как меня зовут.
— Ты же себя не выдал?
— Конечно, я сказал. Я вообще обалдел. А ты сам бы что сделал?
— Они говорили на немецком? — спросил Роберт Шевалье.
— На чистом немецком.
— А какие у них голоса?
— Трудно было их понимать. Как будто рты у них не совсем открываются.
— А они и не открываются, — добавил Длинный Мейкерс. — Это из-за шрама. Сплошные рубцы.
— Выглядит это точно не слишком приятно, тут ты прав.
— А потом?
— Тот же самый спросил, что я делаю, и я сказал, что учу уроки к школе. Тогда он спросил, а где эта школа. Я сказал, что в Хергенрате. Он спросил, а где находится Хергенрат. Где-то там, сказал я и показал рукой наугад. Тут его брат спросил, а далеко это где-то там. Я сказал, минут двадцать на автобусе. Да, далеко, сказал он тогда.
— Непохоже, что они очень умные, — заметил Длинный Мейкерс.
— Нет, да они на умных и не похожи.
— А что потом, Юлиус? — снова спросил Сеппе, сын булочника.
— Больше ничего, потому что в дверях вдруг появилась фрау Манхаут. Она очень рассердилась и сказала, что им нельзя заходить в приемную. И они все трое тут же умчались, но сперва…
