Снаружи раздается крик: «Венцеслав! Венцеслав!»
(Обращаясь к Фридриху.) Ну вот! Явился! Он должен уехать отсюда в Дюссельдорф мужчиной и с румянцем на щеках. Не забудь: ты обещал мне помочь. Его надо куда-нибудь пристроить. Я обязательно должен получить обратно Лютцен! Ты помнишь Лютцен, наше имение? Помнишь наши летние похождения?
Фридрих: Еще бы! Сделаю все, что смогу, чтобы помочь тебе, Венцеслав, но…
Входит Конрад, рыжеволосый, оживленный, взволнованный. Ему тридцать пять лет, и взгляд у него мрачный и трагический.
Венцеслав: Фридрих, позволь представить тебе моего родственника, князя Конрада фон Кликкенберга, который…
Конрад (перебивая его): Через три «К».
Венцеслав: Да, через три «К»… Который приехал на несколько дней в Вену. Конрад, позволь представить тебе моего лучшего друга, графа Фридриха фон Комбурга.
Фридрих (учтиво кланяясь): Приветствую, князь. Счастлив видеть вас у себя дома.
Конрад: Я тоже, сударь. Но было бы еще лучше, если бы мы оставили все эти «князь», «граф»! Кто мы есть? Всего лишь люди, человеки, и разве «человек» — не самое прекрасное слово?
Венцеслав: Неужели ты хочешь, чтобы мы весь вечер называли друг друга «человек»? А, человек?
Конрад: Почему бы и нет? Тебе известно слово прекраснее?
Фридрих (любезно): Женщина!
Конрад: Вы правы, сударь. Хотя я и не слишком хорошо знаю представительниц этого пола.
Фридрих: Можете поверить мне на слово, сударь.
Венцеслав (обращаясь к Конраду, со смехом): Так ты что, собираешься приглашать на танец советницу Хёлиг или Адель, невестку Фридриха, говоря: «Женщина, пойдемте потанцуем!»? Получишь звонкую оплеуху, дружок! Замечательно!
Конрад (строго): Неужели ты думаешь, что я буду топтаться по паркету со стадом истеричек?
Венцеслав (строго): Прошу заметить, что ты говоришь о гостьях моего друга Фридриха!
Фридрих (с олимпийским спокойствием): Оставь, оставь, Венцеслав! Он несомненно недалек от истины, но мне это, в сущности, ничуть не досаждает.
Венцеслав: Что?
Фридрих: Ничуть не досаждает — не досаждает ничуть.
Конрад (Венцеславу): Да, дорогой кузен, день, когда ты заговоришь на более-менее приличном языке, наступит не завтра!
Венцеслав: Во всяком случае, кое-что я все же понимаю. И когда на охоте загонщик кричит: «Стреляй вверх!» — лично я не начинаю палить прямо перед собой! Мазила! Я же говорю: мазила!
Конрад (обращаясь к Фридриху, с досадой): Простите, сударь! Я действительно ошибся и выстрелил прямо перед собой, лишив жизни некоего господина по имени барон Гётц. Такая неприятность!
Фридрих (любезно): И она, похоже, до сих пор не дает вам покоя… Забудем все это. Я вижу, вы любуетесь этим роялем, князь… Простите! Сударь! Человек! Вы любите музыку?
Конрад: Страстно, сударь, как бы смешно это ни выглядело. Но мне представляется, что эта вещь стоит здесь для украшения, в декоративных целях…
Фридрих: Э-э-э-э-э… Действительно… я не…
Венцеслав (прерывает его): Ты шутишь, дружище? Жена Фридриха Анаэ — замечательная музыкантша, одна из лучших при дворе. Правда, Фридрих?
Фридрих (оторопев): Но… э-э-э… это… это немного слишком смело сказано…
Венцеслав (торжествуя): Единственное, что может тебя огорчить, Конрад, так это то, что она на публике никогда — никогда и ни за что — не желает ни играть, ни даже разговаривать о том, что она любит. Она говорит, что литературу, живопись, музыку нельзя выразить словами. И тем не менее в этом городе ты обретешь родственную душу!
Фридрих (угрожающе-весело): Вижу-вижу, куда ты клонишь, Венцеслав!
Венцеслав (невинно): Я? О чем ты?
Конрад: Насколько я понимаю, объектом сей перемолвки являюсь я? Могу я осведомиться… э-э-э-э… по какому праву?
Фридрих: Ну, разумеется, по праву дружбы, сударь! По праву дружбы! Я уверен, что моя жена, натура благородная и гордая и притом большая оригиналка, сумеет вас понять!
Конрад: Во всяком случае, ваша супруга, сударь, совершенно права, что не желает говорить попусту! Что можно сказать после Баха? Мне представляется, что ваша жена должна предпочитать музыку подобного рода!
Он садится за рояль и наигрывает сентиментальный вальс. Входит Анаэ.
Анаэ: Кто это тут бренчит на рояле, рог мне в бок?
Фридрих: Дорогая, позволь представить тебе князя… о, простите… Конрада фон Кликкенберга, родственника Венцеслава.
Конрад склоняется над рукой Анаэ.
Анаэ (улыбаясь): Здравствуйте, молодой человек! Друзья Венцеслава — мои друзья, особенно если они не князья, не герцоги и не графы. Рог мне в бок, я столько раз допускала кошмарные ошибки, мой бедный Фридрих, что теперь просто боюсь. Однажды я назвала оберкамергера казначеем, а обращаясь к епископу, сказала «фройляйн». У него была такая свежая мордашка, да еще и сутана фиолетовая, как платье, вот у меня в голове что-то и помутилось.
Фридрих (улыбаясь): Ого! Фиолетовая?! Да это был сам кардинал! Думаю, мне пора идти. Вы извините меня, господа? Мой ангел, я вас жду. (Выходит.)
Анаэ: Бедняжка! Сколько я ему еще доставлю хлопот с этими именитыми гостями. Представьте же себе, сударь, мое облегчение, когда я вдруг обнаружила гостя без титулов, без привилегий, без церемоний.
Венцеслав (немного краснея): Э-э-э-э-э… Это… князь Конрад фон Кликкенберг, через три «К».
Анаэ: Он что, немой?
Конрад: Вовсе нет! Почему вы называете вашего мужа «Рогмневбок»?
Анаэ: Я? С чего вы взяли?
Конрад: Вы сами только что спросили его: «Кто это тут бренчит на рояле, Рогмневбок?» — а потом…
Анаэ (смеясь): А-ха-ха! Да это же просто такое ругательство, мой милый, «рог мне в бок»! Если я скажу вам: «Что это вы такой бледный, черт побери?» — вы же не подумаете, что я называю вас «Чертпобери», правда?
Конрад: Это местное ругательство? Рог мне в бок? (Достает блокнот.)
Анаэ: Мой отец через слово вставлял «Рог мне в бок». А что?
Конрад: Я увлекаюсь этимологией. Ваш отец был из этого региона?
Анаэ: Да, он был местный. Он умер, бедняжка! Бедный, бедный папа! Но это к лучшему! Сейчас ему было бы девяносто лет. Как вы думаете, а мне сколько?
