— Значит, ты не станешь смотреть для меня! — прервала я его с отчаянием.
Вместо ответа он взял мою ладонь и провел по ее линиям чужим, бескровным указательным пальцем. Его прикосновение было холодным.
— Ты еще не заработала право на разочарование, — резко произнес прорицатель, — ибо кто ты такая? Я не сказал, что не буду предсказывать тебе, я сказал только, что отказываюсь от твоего дара, вот и все. У тебя преувеличенное мнение о собственной значимости, маленькая крестьяночка. Синие глаза, — снова забормотал он себе под нос.
Он вернул мою руку туда, где она была, — между голых бедер, потом потянул с дивана другое покрывало и предложил мне накрыться.
— Очень немногие люди видели меня, — продолжал он. — Мои слуги, фараон, верховные жрецы, когда я стоял перед богами, воздавая им почести. Тебе оказана высокая честь, крестьянка, хоть ты и не знаешь об этом. Некоторых я убил лишь за то, что они застали меня врасплох. Ты поняла это, не так ли? — (Я кивнула.) — Никогда не забывай об этом, — резко сказал он. — Больше всего на свете я ценю преданность.
— А какой ты, мой господин? — осмелилась я спросить.
Прежде чем ответить, он снова с непроницаемым видом стал изучать мое лицо. Лампа шипела, и маленькие темно-красные огоньки пламени плясали в его глазах.
— Я не демон. Я не чудовище. Я человек. — Он вздохнул.
И в этот момент мое отвращение стало исчезать. На его месте зарождалась истинная жалость, не та снисходительная жалость, что я испытала к своему отцу там, у Нила, а нежное и взрослое чувство. В этот момент я утратила какую-то небольшую, очень небольшую часть своего непреодолимого эгоизма. Его вздох скоро затих.
— Расскажи мне о своих предках, — жестко приказал он,
— Моя мать урожденная египтянка, повитуха из Асвата, повитухой была и ее мать, — объяснила я, — Но отец, который теперь возделывает землю, был наемным солдатом, он из либу. Он воевал за фараона Осириса Сетнахта Прославленного против захватчиков,[24]и, если наш нынешний Гор Золотой призовет его, он пойдет воевать снова. Он очень красивый, наш отец.
Он наклонился вперед:
— Так, значит, у тебя есть сестра?
Я покачала головой:
— Нет, у меня брат, Паари. Отец хотел, чтобы он унаследовал его ароуры после смерти, но Паари собирается стать писцом. Он очень умный.
— И ты единственная дочь? И полагаю, ты тоже будешь повитухой?
Я резко отвернулась от него. Он будто надавил острием ножа в открытую рану.
— Нет, я не хочу этого! Я всегда хотела чего-то другого, чего-то лучшего, но у меня нет выбора! Я ученица своей матери, я хорошая дочь и буду хорошей женой какому-нибудь хорошему деревенскому парню. Хорошая, хорошей, хорошему, но ничего этого я не хочу!
Он потянулся и, взяв меня за подбородок своими холодными пальцами, повернул мне голову. Мои синие глаза, казалось, пленили его, потому что он снова рассматривал их.
— Успокойся, — сказал он. — Тогда скажи, чего же ты хочешь?
— Не этого! Я хотела ходить в школу, но отец отказал мне, поэтому Паари научил меня читать…
Он сложил руки на груди. Я заметила массивное золотое кольцо в форме змеи, обвивающейся вокруг пальца.
— В самом деле? Ты полна сюрпризов, моя прекрасная крестьянка. А? Ты не знала, что ты прекрасна? Ну, может быть, если бы я был твоим отцом, я бы тоже тебе этого не сказал. Но ты говоришь, что умеешь читать. Посмотрим. — Он поднялся, быстро подошел к сундуку у стены, открыл его, вынул оттуда свиток папируса и вручил мне. — Скажи мне, о чем здесь говорится.
Я стала разворачивать свиток, в этот момент вернулся стражник. Прорицатель отвлекся, отдавая приказание оставить еду у самого входа в каюту, но я успела взглянуть на слова. Они стояли очень близко друг к другу и были написаны так изящно, что у меня возникло большое желание просто сидеть и любоваться каллиграфией, но я не хотела провалить это испытание. Пока он забирал поднос и подходил к дивану, я бегло просмотрела содержание свитка. Потом нерешительно подняла на него глаза. Он сделал знак рукой:
— Ну, начинай!
— «Великолепному господину Гуи, прорицателю и пророку богов, приветствие. Путешествуя под твоим началом к твоим владениям в Дельте и держа совет с твоими управляющими, я оцениваю твое имущество, а именно: земли, крупный рогатый скот, рабов и запасы зерна в этот урожай, таким образом: земли — пятьдесят ароур. Крупный рогатый скот — шесть сотен голов. Рабы — одна сотня. Зерно — твои амбары полны. Вина — три сотни и пятьдесят кувшинов божественного вина с западного берега реки. Что касается оспариваемой границы льняного поля с твоим соседом, я подал обращение в суд наместника Лишта, который заслушает его в течение месяца. Касательно…»
Он выдернул свиток у меня из рук и дал ему свернуться обратно.
— Очень похвально, — прокомментировал он с кислой миной. — Значит, ты не соврала. Твой брат сотворил чудо. Ты знаешь, что очень немногие женщины в гареме великого бога умеют сосчитать свои пальцы, не говоря уж о том, чтобы читать? Ты и писать тоже умеешь?
Краем глаза я заметила пиво и лепешки.
— Не очень хорошо, — выпалила я, — Мне не на чем было упражняться.
Он, должно быть, почувствовал, куда я нацелилась, поскольку жестом указал на поднос, предлагая мне еду и питье. Точно так, как строго наказывала мать, я сначала налила ему, предложив чашу и блюдо с лепешками. Он отказался и от того и от другого и сидел, наблюдая, как я быстро глотала пиво и с удовольствием поглощала лепешки. Они были легче и слаще, чем все, что я когда-либо пробовала дома. Я старалась растянуть удовольствие. Он продолжал разглядывать меня, подогнув одну ногу под себя, уперевшись локтем в колено, а кулаком подпирая щеку, потом встал, снова повернулся к ящику и вытащил другой свиток. Этот он развернул сам.
— Что ты пропишешь, если у меня, например, уже больше трех дней очень сильно болит голова? — спросил он.
Я перестала есть и закрыла глаза, вдруг осознав, что меня опять проверяют. С того момента, как он зажег лампу и увидел мои синие глаза, он непрерывно исследовал меня. Я ответила без особого беспокойства:
— Ягоды кориандра, можжевельник, мак, все это нужно истолочь с горькой полынью и смешать с медом.
— А как принимать?
— Ну, вообще-то из этого делают припарки, надо толстым слоем этой смеси намазывать голову, но моя мать добивается лучших результатов, когда больной глотает это ложками.
Тут сухой смех снова наполнил каюту.
— Твоя мать, может быть, и крестьянка, но она определенно кое-что знает! А что ты пропишешь для улучшения подвижности суставов?
Я уставилась на него. Подвижность предполагала общее состояние всех нервных и кровеносных сосудов.
