Хотя Ле Биан знал, что не эта крепость была сценой трагедии катаров, он думал, что она должна показать ему довольно точную картину происходившего там. Он обвел взглядом стены кругом себя и почуял или, точнее, заслышал далекие отзвуки, доносящиеся из глуби веков. У этих стен была крепкая память. Ле Биан отогнал смутное, тревожное чувство соприкосновения с прошлым и стал осматривать местность так, как подобает искусствоведу — а он был хорошим искусствоведом. Прежде всего он увидел стойки с пазами для трех балок, надежно запиравших главные ворота. Со двора три лестницы вели наверх к узкой обходной тропе вокруг всей крепости. Постройки во дворе давно исчезли, но прежде должны были быть кордегардия или конюшня. Затем Пьер осмотрел восточный конец двора с какой-то странной U-образной конструкции, назначения которой он не понял. Зато совершенно понятно было предназначение большой залы в нижнем этаже главной башни, к которой он подобрался с внешней стороны стены, обойдя жилое помещение с северо-запада. Судя по следам водонепроницаемой шпаклевки, там должна была находиться цистерна для воды. Второй же этаж явно играл роль места для отхода во время неприятельского приступа. Таким образом, Монсегюр был защищен внушительным щитом. Ле Биан сделал из этого вывод, что приступ ожидался с восточной стороны и что прежде сооружение имело также крепкую деревянную галерею — такие пристройки позволяли контролировать во время приступа ров и отражать натиск штурмующих.
Тучи почти совсем рассеялись. Ясность неба не нарушалась ничем. Не видно было даже тени какого-нибудь посетителя, тем более — не слышно шепота Филиппы. В полдень Ле Биан, как они и договоривались, явился в цистерну в нижнем этаже главной башни. Он встал к северо-западному окну, но ничего не произошло. Он огорченно вернулся во двор, выбрал там солнечное местечко и удобно уселся, опираясь на стенку, как на спинку. Историк достал из кармана «Трагедию Монсегюра» и собрался читать, чтобы пополнить запас своих знаний и лучше освоиться с местом. Но ему приходилось признаваться себе, что пока посещение не оправдывало ожиданий. Он был доволен, что с легкостью вычислил план крепости, похожей на многие сооружения того же типа, с которыми ему уже приходилось сталкиваться, но испытывал неприятное чувство, как будто свое истинное лицо она от него прятала. Почему же его страсть к открытиям превратилась в какое-то недомогание? Он погрузился в чтение книги, и тут в окне башни вдруг мелькнула голова, накрытая светло-серым капюшоном.
ГЛАВА 23
Сколько же часов он читал? Ле Биан сидел один на вершине пога, совершенно позабыв о реальности, о сегодняшнем дне. Случилось странное: ум его, скользя через столетья, дошел до самого корня событий катарской истории. Он листал страницы — их магия сама увлекала его в необычайное путешествие но времени.
Прежде всего он встретил сеньора Раймона де Перейя — рыцаря, всецело преданного делу катаров. В начале тринадцатого века двое Совершенных по имени Раймон Бласку и Раймон Мерсье попросили его выстроить деревню, чтобы поселяне-катары могли там жить. С той поры Монсегюр (по-окситански Крепкая Гора) до осады 1243 года оставался важным центром жизни катаров. В течение этого времени он пережил два совершенно разных периода. Поначалу относительное спокойствие дало приверженцам катарской веры возможность оставить укрепленное место и отправиться на работу в долину. Но в 1229 году охота за еретиками вспыхнула с новой силой, и тогда Монсегюр снова стал наилучшим убежищем для людей, преследуемых инквизиторами.
Тут Ле Биан узнал о гордом сеньоре Пьере-Роже де Мирпуа, зяте Раймона де Перейя, который стал вождем героического сопротивления. Перед лицом могущества своих врагов катары имели только один выход: объединиться и организовать оборону. Тогда Монсегюр превратился в официальную «столицу» ереси. Множество новых жителей стеклось в крепость, для которой настало славное, но грозное время.
Ле Биан пытался вообразить, какой могла быть жизнь в таком месте. Здесь, думал он, должны были жить и кузнецы, и пекари, и каменотесы. После многих веков запустения это представлялось с трудом, но тогда пог наверняка был покрыт узкими улочками, по которым с утра до вечера сновали толпы озабоченного народа. Закрыв глаза, Ле Биан услышал крики детворы, возгласы зеленщиков. Перед ним оживал целый мир. Но прежде всего этот пог был центром напряженной духовной жизни. Совершенные проповедовали по всей округе, подавая своим верным утешение — единственное таинство, имевшее истинное значение в глазах катаров. Все эти люди, мужчины и женщины, объединенные идеей чистоты своей церкви, не знали ни насилия, ни зависти, ни предательства. Между тем они уже понимали, что заперты в крепости, похожей на мышеловку. Страшную мышеловку, которая рано или поздно захлопнется.
Потом историк углубился в загадочное дело в Авиньоне. Король Людовик IX велел Раймонду VII, графу Тулузскому очистить его владения от гнезда еретиков, которым стал Монсегюр. Но граф ничего не сделал, и все убедились, что он привержен катарам. Темной ночью с 27 на 28 мая 1242 года вооруженные люди вышли из Монсегюра и направились в Авиньон. Там они убили страшных инквизиторов Гийома-Арно и Этьена из Сен-Тибери. Катары наивно думали, что этим славным деянием начнется их триумфальное шествие. Но случилось как раз обратное. Граф Тулузский тотчас пал духом. Через несколько месяцев он очутился лицом к лицу с могущественным французским королем и оказался вынужден сложить оружие, чтобы защитить самого себя. Никогда еще Монсегюр не был так похож на загнанного зверя, которого преследуют охотники за еретиками. Весной 1243 года началось страшное время осады.
Ле Биан вообразил самого себя в этой крепости, повествовавшей ему собственную историю, и его пробрала дрожь, тем более что тут как раз большое облако на несколько минут скрыло солнце. Католическое войско, ставшее у подножья горы, возглавлял королевский сенешаль Гуго дез Арси. Власть решила окончательно искоренить еретиков: слишком долго они отказывались повиноваться королю. Началась война, которая была не только вооруженным, но прежде всего — духовным противостоянием. Духовными вождями католиков были архиепископ Нарбоннский и епископ Альби; воодушевляя свои войска, они призывали их крошить еретиков в капусту. Осаждающих было больше, чем осажденных, но недостаточно, чтобы взять крепость Монсегюр в сплошное кольцо. Эта их слабость позволила жителям пога поддерживать сношения с внешним миром. Католические войска представить себе не могли, что осада продлится так долго.
Ле Биан с удивлением узнал, что на юго-западном склоне горы обнаружено множество арбалетных стрел. По их количеству можно было судить о том, в каком ожесточенном бою сошлись два войска. Осажденные держались до зимы и молились, чтобы суровый климат тех мест прогнал осаждающих. Но те не отступали от своего. Лобовой штурм потерпел неудачу, но у них еще оставалось самое грозное оружие: хитрость. Целые дни напролет они проводили, изучая местность, учитывая каждую складку, каждую слабость позиции на скале. Наконец, они нашли уязвимое место замка. На востоке от вершины скалы шел довольно пологий склон метров на шестьсот к большой плоской скале. Это место казалось нижней точкой пога, но под ним еще был отвесный утес высотой метров восемьдесят. Иначе говоря, попасть туда было не просто, тем более что катары поставили на этом плато башню с вооруженной охраной.
