В этот миг в холле раздался душераздирающий крик:
— Прошу вас, не надо!!! — и на Петра была произведена внезапная атака с тыла: низенький полный человечек едва не вырвал из его рук средство коммуникации. В толстяке Михаил тут же признал бессменного хозяина отеля — Фредерика Афанасьевича Бельмонда. Его фамилия была на самом деле псевдонимом: по глубокому убеждению хозяина, она принадлежала в минувшие века какому-то великому поэту, бывшему еще великим артистом и великим политическим деятелем.
В следующий момент Михаилу показалось, что Петр, не оборачиваясь, лишь досадливо дернул плечом, после чего хозяин отправился в довольно-таки длительный полет кормою вперед, словно большая резиновая кукла, по которой основательно наподдали, скорее всего ногой. На лету Бельмонд не переставал производить хватательные движения, умоляя со слезой в голосе:
— Дайте, дайте я ему скажу! Он не имеет права так поступать!.. — Рухнув неподалеку от стойки, Белъмонд коротко вскрикнул и на время умолк (возможно, прикусил язык).
— Не имеет, — согласился Петр, закрывая эгнот к и убирая его в карман. Потом спросил, следя внимательно за перемещениями противника (вся техника. включая силовые кресла, сдала синхронно назад и вновь зависла, уже на некотором расстоянии от площади): — Ну что, Мишка, будем ждать полковника? Иди шарахнем по ним сразу, из всех стволов? Отменная будет каша!
— Нет, нет, умоляю, не надо! Вы не можете так поступить!.. — простонал хозяин, простерев в сидячем положении руки к Михаилу. Оказавшись в центре всеобщего выжидательного внимания, Михаил обвел народ сумрачным взглядом и поинтересовался — не из любопытства, а просто безнадежно оттягивая время:
— Почему они не стреляют?
— Мы накрыли отель силовым щитом. Так что лазерниками нас теперь не взять. Их РП-28 может искромсать нас в винегрет, но только вместе с отелем.
— А из отеля сейчас можно выйти? — опять спросил Михаил, уже понимая, что приперт обстоятельствами к стенке, но бессознательно еще ожидая чего-то, непонятно чего, хотя, возможно, того самого придуманного романтиками чуда, которое приходит — как правило, в самый последний момент — на помощь к отчаявшимся героям.
— Выйти можно, — сказал Петр. — Только нам туда дорога заказана. Но мы туда и не пойдем. Мы пойдем своим путем! А, Михаиле?..
В этот решающий момент мимо предводителя террористической группы решительным шагом прошествовала одна из заложниц, а именно — девушка в платье-паутине. Проигнорировав Петра, она подошла к Михаилу и, не говоря ни слова, влепила ему оглушительную пощечину. Михаил поднял руку к щеке, уставясь ошалело, словно Пигмалион на взбрыкнувшую каменную деву, на гордую в своей непредсказуемости Наталью («А такая была всю дорогу тихая, робкая…»). Та продолжала выступление: сняла с плеча свою а-ля котомку, вытряхнула из нее какой-то компактно уложенный предмет и несколькими резкими взмахами его развернула, сопровождая каждое движение отдельным яростным слогом:
— На!! — До! — Е! — Ло!
Предмет сложился в аккуратную пушистую метлу с небольшим утолщением у конца держателя. Михаил с удивлением опознал в метле женскую модель индивидуального антиграва — последний писк, с гарантией вертикального баланса и с силовым обтекателем.
— Гуд! Бай! — выдала Наталья очередную лаконичную реплику и перекинула ногу через ручку метлы. Затем она вознеслась над полом, сделала эффектный вираж и, обдав изумленных зрителей порывом бунтарского ветра, вылетела вон в одно из открытых окон. Никто из Петровой банды не сделал даже попытки ее поймать: Натальин виртуозный полет проводили сообща долгим взглядом. Спецназовцы в силовых креслах кинулись со всех сторон к вылетевшему из отеля объекту на метле, совсем как воздушные магнитные мины на вражеский истребитель, и зароились плотной тучей, скрыв Наталью от глаз многочисленных зрителей.
Народ на площади пребывал в полном восторге, волновался и шумел. В холле тоже раздался один отчетливый хмык, принадлежавший спутнику незнакомки: он, казалось, едва сдерживался, чтобы не разразиться аплодисментами. Злосчастный господин в бежевом костюме, оставшийся в довершен своих геройских приключений без дамы, но зато при верном синяке, выглядел совершенно пода ленным. Остальные в большинстве своем воспринимали случившееся как забавный эпизод.
— Шальная баба, — заметил Петр. — И чем это ты ей, Мишка, так не угодил?
— Дура — констатировала девушка-бармен. Она-то уж точно не собиралась никуда вылетать из родного заведения: когда еще в скучной отельной жизни доведется влететь в такое крутое приключение! Девушка-портье еще не решила, как ей относиться к происходящему. Хохотнула девушка, пришедшая с Петром, — с виду она была непримечательная, за исключением темно-ореховых, длинных и туманных, как осенние сумерки, глаз.
— Ну что, Михаиле, скоро мы будем двигаться? — спросил Петр, покосившись хмуро. — Или будем девушкам глазки строить?
Михаил хотел ответить «да». Только бы заставить разжаться собственные губы. Беря подсознательный барьер последним волевым штурмом, он повел взглядом на открытые окна: голубую предвечернюю наволочку небес придавила внушительной массой полицейская флотилия из двух крупных кораблей и множества мелких. Он на всякий случай прощался навсегда с родным небом и родной милицией…
«Стоп. Что-то здесь не так, — Михаил внезапно сфокусировался на правоохранительных объектах, забыв на полдороге опрокидывать свой внутренний барьер. — Почему их два? И второй значительно отличается от первого, к тому же на борту его четко выделяется новое федеральное клеймо. Неужели?..» Михаил не был специалистом по летательным аппаратам иных держав. В данном случае он мог сказать наверняка только одно — мощный красавец катер явно неземного происхождения. А может быть, он и являлся тем самым последним неучтенным дом, которого Михаил так ждал? Если и нет, то это новое явление давало ему еще несколько минут передышки до принятия окончательного решения.
— Ну, Проводник, рожай! — не выдержал Петр, все это время неотрывно глядевший на брата. Внимание окружающих также было сосредоточено на его скромной персоне. Продолжая смотреть на корабль, Михаил молча поднял руку и указал на него пальцем.
Когда все дружно обернулись, тишину холла нарушило мелодичное музыкальное созвучие. Исходило оно со стороны прекрасной незнакомки. Она с досадой положила руку на карман жилетки, повернулась к своему кавалеру и произнесла гордо и сердито на межгалактическом наречии, давно ставшем у всех народов Земли чуть ли не вторым родным языком:
— Я не желаю с ними разговаривать! — Она явно ожидала от спутника каких-то возражений на сей счет, но он молчал, пристально на нее глядя.
— Не! Же! — Ла! — Ю! — отчеканила она непререкаемо. Похоже, что все дамы сегодня с легкой руки — или, скорее, с легкой метлы — непокорной Натальи сговорились высказываться исключительно наборами восклицательных односложий. Спутник протянул к ней ладонь. Секунду они глядели в глаза друг другу, потом она, передернув высокомерно в: плечами, извлекла из кармана надрывающийся источник звуков — серебристый с золотой отделкой и инкрустацией из драгоценных камешков эгнот, небольшое произведение искусства, и отдала его мужчине. Прибор открылся, однако он держал его так, что остальным было не видно изображения. — Стало быть, это ты? — спросил из эгнота мужской голос.
