Майор Рябухин был, наверное, вдвое старше напарника. Если пионер-герой выглядел лет на тридцать, то Павлу Ивановичу можно было дать все шестьдесят. Невысокий, плотный, с густыми поварскими усами и лукавым прищуром светлых глаз, он неплохо бы смотрелся за штурвалом речного суденышка. Из тех, что катают туристов вдоль городского пляжа.
– Очень приятно.
– Нам тоже, – голос у Рябухина оказался мягким, с запрятанным в глубине рокотом. – Женечка, мы хотим пригласить тебя к себе в управление. Для небольшой беседы.
– Прямо сейчас? – удивилась Женька.
– Да, дело важное, а помочь можете только вы, – пионер-герой предпочитал обращаться к тринадцатилетней Женьке на «вы». – Не волнуйтесь – ваш папа в курсе.
– Конечно, – ласково улыбнулся Рябухин. – Позвонили, в известность поставили, все чин чинарем. Через часик он за тобой приедет.
Оба майора уставились на Женю в доброжелательном ожидании. Она поймала себя на симпатии к ночным визитерам и желании сделать, как ее просят, не задавая лишних вопросов. В конце концов, боятся нечего. Вряд ли Федеральную службу безопасности волнует живопись на стенах. А других преступлений Женька за собой вспомнить не могла. Значит, майорам и впрямь нужна ее помощь. Так чего бы не пойти навстречу? Будет потом, что обсудить с отцом. Нужны же им общие темя для разговоров.
– Как поедем? – деловито поинтересовалась Женька, вскидывая рюкзак на плечо.
– В карете, разумеется! – улыбнулся майор Рябухин и раздвинул кусты.
Глава 5
Карета оказалась прокуренным автомобилем, а «часик», судя по всему, грозил обернуться целой ночью. Женьку провели в крохотный кабинет, усадили на «удобное», как электрический стул, пластмассовое кресло и включили запыленный телевизор.
– Нам нужно знать ваше мнение, – туманно заметил Угробенко. Майоры уселись по обе стороны от экрана, так, чтобы видеть лицо своей гостьи.
Уже через пару минут после начала киносеанса Женьке стало плохо. Она старалась не смотреть фильмов с названиями, вроде, «Пила» и «Челюсти», поэтому сейчас оказалась не готова к виду растерзанных человеческих тел под улицей Гобелен. Свет камеры, словно театральный софит, выхватывал из темноты катакомб все новые подробности. Одна отвратительнее другой.
– Зачем вы это мне показываете?
– Смотрите дальше, – мягко попросил Угробенко.
На экране появилась шеренга мумий в испанской церкви. Серые лица с раскрытыми ртами. Женька зажмурилась. Она и представить не могла, насколько жутко выглядит человек, высушенный депфером. Потом кабинет наполнил гул аттракционов в австрийском парке. Смерть по версии Людей ветра была не менее страшной, чем смерть от Людей глубины.
Угробенко поставил запись на паузу.
– Где вы были сегодня утром?
– В школе, историю сдавала, – Женька, как загипнотизированная, разглядывала застывшую на экране картинку с летящей по воздуху кабинкой. Она сорвалась с колеса обозрения. Внутри нее метались люди.
– Это не так. Мы знаем, вы были там. – Угробенко кивнул на телевизор. – Расскажите нам.
– Что? Что я должна рассказать?
Майоры в унисон вздохнули, и пионер-герой снова пустил запись.
Происходившее дальше тянуло на загадку для сериала «Непознанное». За катастрофой в Вене последовала нарезка съемки уличных видеокамер с мест трагедий, и Женька обнаружила на экране себя. Сначала ей показалась, что девчонка с синим рюкзаком за плечами просто похожа на нее. Но едва Угробенко увеличил кадр, стало очевидно: нет, не похожа – это она и есть. Вон красная полоса на щеке – след от фибры Учура. И чернильное пятнышко на воротничке рубашки. Точная копия Жени Смородины задумчиво разглядывала вход в «Пещеру ужаса» в венском парке. А еще сидела на ступенях испанской церквушки. И не спеша брела по парижской улице.
– Ерунда какая-то! Меня там не было!
– Послушайте, девушка, сегодня при невыясненных обстоятельствах погибли больше ста человек. Вы находились рядом с каждым из мест преступлений. С каждым! – голос Угробенко враз растерял свою мягкость. – Эти теракты расследуем не только мы. Задействованы очень серьезные силы. Вы меня понимаете? Ваш папа не сможет вас защитить.
– Меня не надо защищать! Я ничего не сделала!
– Ничего не сделали? Знаете, как уголовный кодекс называет это «ничего» – пособничество терроризму! У вас есть последний шанс окончательно не сломать себе жизнь – всё нам рассказать. Сейчас.
– Да нечего рассказывать! Я историю сдавала. Спросите, у кого хотите!
Как только Угробенко мог ей нравиться? Более неприятного типа еще стоило поискать.
– Девочка, я понимаю, ты запуталась, – вступил в разговор Рябухин. – Всякий в твоем возрасте может связаться с нехорошей компанией. Мы поможем тебе, если ты поможешь нам.
Женька не выдержала.
– Вы себя-то слышите? Если я была на каждом из трех мест преступлений, значит, находилась в трех странах одновременно! Телепортировалась, что ли? – она уставилась исподлобья на фээсбэшников. Знает ли эта парочка про Радужное лассо? Теоретически Женька могла проделать похожий фокус с помощью способностей Людей ветра, а практически искусство мгновенного перемещения так и осталось пока неосвоенным.
Рябухин с Угробенко ничего о Радужном лассо не знали. Выражение их лиц стало кислым, как неспелая антоновка, и фээсбэшники молча покинули кабинет. Наверное, пошли решать, что делать со своей пленницей дальше.
– Эй, а вы моему отцу позвонили? – крикнула она в закрытую дверь. – Когда он приедет?
Но ответа не последовало. Неужели Морок решил, что она обойдется без его помощи? Значит и правда не может ничего сделать. То есть нужно выкручиваться самостоятельно. Женька прикрыла глаза и до мельчайших подробностей представила лицо Угробенко. В ее голове немедленно возник приглушенный голос майора.
– Мы только начали. Посмотрим, как эта соплячка через пару часов запоет.
– Ох, Толя, сел я с тобой в лужу. Нужно было скинуть инфу наверх и не париться.
– Не дрейфь, Пал Иваныч. Лучше дырку под орден сверли – раскрытие само в руки идет.
– Послушай меня, девчонка-то не простая. До тебя дошло, кто ее отец?
– Из наших?
– Да черт его разберет, из наших или из ваших. Про СКК слышал?
– «Люди в черном» местного разлива?
– Не смейся над тем, чего не знаешь. Я когда тридцать лет назад в Систему пришел, с ним сталкивался по одному делу. Он тогда у нас еще не работал. Так вот, скажу тебе, я за эти годы стал седым, как лунь, живот отрастил, артрит заработал, а этот Мороков вообще не изменился. Точно время не для него идет. Да и ребята много всякого болтают. Опасный это человек. Злопамятный.
– Ничего, если девка расколется, нам на твоего Морокова трижды положить будет. Победителей, как ты знаешь, не судят…
