Испуганная жаба сломя голову прыгнула в реку, оставив расходящиеся по поверхности круги, относимые ленивым течением.
Зашелестели камыши.
Я напряг зрение, пытаясь рассмотреть происходящее. Может, Чудо-Юдо сбился с пути и ломится напрямик? Ан нет! Мелькнуло белесое тело русалки, обвитое руками водяного. Не разжимая объятий, они выбрались; на берег и поспешили в ближайшие заросли ивняка.
– Удачи вам, – прошептал я вслед водяной паре и поднял взор вверх, к безликому диску луны.
Пора бы моему супротивнику появиться, не всю же ночь мне здесь торчать.
Дойдя до противоположного берега, я медленно пошел обратно, стараясь наступать на каждое бревно не больше и не меньше одного раза, считая при этом шаги.
– Раз шажок, два шажок...
Где-то далеко залаяла собака, ее брехню подхватили другие и разнесли по всему краю.
– Двенадцатый шажок, тринадцатый...
Бревно под моей ногой слегка просело. Наверное, подгнило?
– Тридцать седьмой шажок...
Выпрыгнула рыбина и вновь ушла вглубь.
– Сорок первый... второй... третий...
Да что же Чудо-Юдо не едет!? Всю ночь мне его ждать, что ли?
Пятьдесят шестой шажок. И наконец последний – пятьдесят седьмой. Все бревна пересчитаны.
Чтобы чем-то отвлечься, я принялся расчесывать гриву моего коня.
Но то ли из-за моего нервного состояния, то ли из-за врожденной лохматости Урагана мое начинание, вопреки стараниям, не принесло сколь-нибудь заметного результата. Грива как торчала во все стороны, так и осталась торчать. Плюнув, я засунул щетку в седельную сумку и вернулся на мост.
Секунда цепляется за секунду, минута за минуту, время едва ползет.
Меня охватила дикая зевота, и, чтобы унять ее, я зачерпнул воды и умылся.
Полегчало.
Спустя какое-то время я заметил, что небо на востоке начало светлеть.
И вот наступило утро...
А Чудо-Юдо так и не приехал на ристалище. Ждать дольше смысла нет – нужно возвращаться в стольный град и искать способ отвадить настырного Кощея.
Используя пенек в качестве помоста для восхождения на коня, я забрался в седло и тронул уздечку.
– Но-о-о, родимый!
Ураган поспешил оправдать свое новое имя.
Лишь ветер засвистел в ушах, да земля, отсыревшая от обильной росы, брызнула комьями из-под копыт.
Во время путешествий – а путешествовал я в основном один – я научился коротать время, общаясь с самим собой. Лучшего собеседника не найти: всегда выслушает, не перебьет, и вообще... Но есть один недостаток в подобном общении. Когда в голову лезут разные не очень приятные мысли и на сердце давит непомерная тяжесть, хотелось бы поболтать о какой-нибудь ерунде, отвлечься, но с самим собой этот номер не пройдет. Засевшая в черепной коробке мысль постоянно всплывает, сколько ни топи ее в глубинах сознания.
Что можно сделать, чтобы Аленушка стала моей? Что... что... что???
Сотни самых бредовых идей лезут в голову, будоража воспаленное сознание блеском несбыточных планов. Но ничего лучшего, чем следовать первоначальной схеме, пусть пока не до конца ясной мне самому, пусть несколько путаной, так и не нашлось. Ладно, попробуем именно таким путем помешать сватовству Кощея Бессмертного. Или, может, как-то по-другому?
Взвешивая и отбрасывая «за» и «против», я так и не пришел к какому-то определенному решению, но занял время, а Ураган между тем выполнил свою миссию – доставил меня в столицу аккурат к полднику.
Поставив коня в стойло рядом с Борькой, который недовольно скосил глаза, поняв, что его безраздельное властвование закончилось, я снял поклажу и седло. Затем наполнил кормушки овсом и поспешил в хату – время и самому подкрепиться.
Переступив порог, я удивился отсутствию встречающей делегации.
– Эй, Василий! Прокоп!
Что ж, пройдем дальше. Посередине гостиной я увидел кота в мешке, вернее, увидел-то я мешок, но по возне в нем догадался о потенциальном его содержимом.
– Да что за...
– Хозяин, полундра! – что было мочи заорал домовой, высовываясь из-под комода.
Но было поздно. Движение за спиной я почувствовал, а вот повернуться не успел.
Что-то заломило руки за спину и врезало по затылку.
Все обозримое пространство озарилось шикарным фейерверком, затем полная темнота и... Звука падения своего тела я уже не услышал.
Глава 8
НЕПРИЯТНОСТИ ИДУТ КОСЯКОМ
В сказках, хороших сказках, невесту всегда похищают до свадьбы, чтобы дать жениху шанс подумать: «А оно мне нужно?» А поскольку главный герой чаще всего дурак... выводы делайте сами.
Циник
Есть что-то общее в ощущениях, которые испытываешь при глубоком и жестоком похмелье и когда приходишь в сознание после отключки вследствие удара тупым тяжелым предметом по голове. Та же ноющая боль в затылке, похожая неповоротливость мыслей и чувств и неизменное онемение затекших мышц. Но при похмелье мозг понимает, что болезненное состояние понемногу отступит и жизнь войдет в привычное русло до следующей оказии, а очнувшись после насильственного погружения в тонкий срез между жизнью и смертью, ждать чего-то хорошего – смешно. Никто не станет просто так бить тебя по многострадальному хранилищу разума без определенной цели. А цель эта может быть только либо мерзкая, либо очень мерзкая. И тебе, когда очнешься, предстоит узнать причину твоего нерадостного положения. Опять-таки при похмелье первопричина хорошо известна, средства борьбы с последствиями тщательно изучены как народными умельцами, так и медицинскими учреждениями. Изучены, многократно проверены и даже нашли отражение в скрижалях мировой мудрости. Если кто-то думает, что выражение: «Клин клином вышибают» означает некий техническим совет, – он ошибается. А что делать в моей ситуации? По большому счету остается только терпеливо ждать, надеясь на лучшее и страшась худшего...
Печальная перспектива.
От жалости к самому себе я издал скорбный стон. Даже не стон – стенание, коему позавидовало бы самое родовитое и уважаемое английское привидение.
Сам себя не пожалеешь – никто не пожалеет.
– Кажется, очнулся, – предположил чей-то голос.
– Пни – узнаешь, – посоветовал второй – мерзкий, он мне сразу не понравился.
– А коль даст в нос? – поинтересовался первый.
– Дам. И еще как, – подтвердил я, открыв глаза. Затем вновь закрыл. Еще открыл... Никаких перемен.
То ли я ослеп, то ли вокруг кромешная тьма.
– Кто здесь?
– Я, – отозвался первый голос.
– И я, – второй.
