Дневной жар ослабевал, они под ручку прогуливались по крыше, и влажный ветерок подхватывал их голоса — то звонкие, то тихие, а сладкие переливы арфы доньи Леоноры возносились в ночное небо. Подруги обсуждали все на свете, кроме того, что скрывалось за их кажущейся близостью. После свадьбы Ана не приходила к Элене по ночам. Она вышла за Рамона, но, вразрез с планом девушек, Иносенте до сих пор не сделал предложения Элене.
За несколько дней до отплытия Аны с Рамоном на плантацию Элена постучала в дверь подруги. Она заглянула в комнату, с пылающими щеками, словно ожидая застать супругов в постели. Ана была в спальне с горничной, которая собирала на поднос посуду.
— Он уже ушел? — спросила Элена.
— Да, они оба отправились на встречу со своим поверенным.
Горничная пододвинула кресло для Элены поближе к кровати, где Ана разложила несколько жестких нижних юбок, шелковые корсажи с парными юбками, изящные шевровые туфельки и тонкие кружевные перчатки и мантильи.
— Надо было оставить все это в Севилье. Там, куда я еду, носить подобные наряды точно не придется.
Элена провела пальцем по светло-голубому корсажу из тафты:
— Какие маленькие вещички! Похожи на кукольную одежду.
— Если бы ты не была выше меня, я отдала бы их тебе, — сказала Ана.
— Ты говоришь так, словно не собираешься возвращаться, — заметила Элена.
— Ну, маловероятно, что мы будем приезжать в город так часто, как нам хотелось бы. Рамон выяснил, что дороги между Сан-Хуаном и гасиендой Лос-Хемелос непроходимы в течение полугода.
— Лос-Хемелос?
— Да, они ведь близнецы, поэтому так и решили назвать плантацию[3].
— Понятно, — выговорила Элена, с трудом сдерживая рыдания.
Ана показала горничной на дверь, и та покинула комнату, бесшумно ступая босыми ногами.
Элена встала и схватилась за спинку кресла, как будто боялась упасть. Глаза девушки наполнились влагой, а дыхание почти остановилось, пока она старалась совладать с собой.
— Иносенте сообщил донье Леоноре, что… — Рыдания заглушили ее слова.
Ана обвила руками талию подруги, и Элена склонила голову ей на плечо.
— Я знаю, мне очень жаль… — Ана повернулась, чтобы поцеловать Элену.
Та вскинула подбородок:
— Знаешь? — Она была по меньшей мере на голову выше Аны и смотрела на нее словно мать, которая обнаружила проказы дочери.
— Я хочу сказать, что знаю, как это больно, — поправилась Ана, чувствуя себя нашкодившим ребенком.
— Что больно? — Элена смахнула слезы со щек, будто собираясь с силами.
Она вся дрожала, и Ана слышала, как шелестят ее нижние юбки.
— Элена, — начала Ана, стараясь говорить помягче, — Иносенте не хочет жениться на тебе.
— Он тебе так и сказал?
— Да, — призналась Тросточка, подняв взгляд на Мадонну.
Элена пристально смотрела в глаза подруги. «Да, точно, она знает, — отбросила всякие сомнения Ана, — но боится говорить об этом или даже думать. То, чем мы занимались с ней, представляется ей и вполовину не таким греховным, как то, что я делаю с Рамоном и Иносенте». Ужас на лице Элены не оставлял сомнений: с ее точки зрения, любовь к женщине могла грозить им обеим чистилищем, но плотские отношения сразу с двумя мужчинами означали для Аны вечное адово пламя.
Ана почувствовала тепло внизу живота, неодолимое желание поцеловать это прекрасное лицо, распустить шнуровку на тугом корсете, обхватить губами розовые соски Элены и ласкать ее, как она делала это раньше, под одеялом в монастыре Буэнас-Мадрес. И как это делала с ней Элена.
Элена вспыхнула и отвернулась.
— Я пришла, — начала она, стоя к Ане спиной, — чтобы сказать, что я не сержусь. Ты не виновата.
Она вытащила из рукава платок и прижала к лицу.
«Она необыкновенная, — подумала Ана, — такая милая, такая хорошая, такая искренняя». Ана обхватила Элену сзади за талию и прислонилась щекой к спине подруги. От нее пахло лимоном и вербеной. Тело Элены напряглось род корсетом, но через мгновение она взяла ладони Аны и медленно подняла к своей груди.
— Мы хотели всегда быть вместе, — прошептала Элена.
— Я здесь, — ответила Ана.
Она развернула подругу и поцеловала ее грудь в вырезе платья.
После полудня Ана и Элена присоединились к донье Леоноре в ее гостиной.
— Я отложила самые необходимые вещи, остальные можно отправить позднее, — сказала ей Ана. — Элена помогла мне. Одежда Рамона, Иносенте и моя вся поместилась в сундук, который вы так любезно мне предложили.
— Мы отправим ее при первой оказии, — пообещала донья Леонора.
— Спасибо.
В следующее мгновение Ана подскочила, озадачив свекровь и Элену.
— Что случилось?
— Чуть не забыла! Сейчас вернусь. — Ана выбежала из комнаты.
— Она напугала меня, — сказала донья Леонора.
Элена улыбнулась:
— Да, в ней столько энергии.
— Много осталось вещей, которые придется потом отсылать?
— Сундук набит до отказа. Ана берет только одно платье на выход, нарядные туфли к нему, два простых хлопковых платья, специально сшитые для поездки, две юбки, два корсажа к ним и две пары кожаных башмаков. А еще костюм для верховой езды и сапоги. — Элена взяла незаконченную сорочку и принялась за шитье. — Поразительно, насколько тщательно она все продумала. Словно всю свою жизнь готовилась.
Донья Леонора вздохнула:
— Всю свою жизнь… Настоящая безумица…
Она замолчала, потому что вернулась Ана.
— Пожалуйста, сохрани это для меня. — Ана протянула подруге черный бархатный мешочек. Внутри лежали жемчужное колье с бриллиантовой подвеской и жемчужно-бриллиантовые серьги.
— Какие красивые! — запинаясь, прошептала Элена, проводя пальцем по украшениям. — Почему ты не хочешь взять их с собой?
— Они достались мне от прабабушки, — объяснила Ана. — Боюсь потерять их. Не хочу рисковать. Обещай, что будешь носить их.
— Ана, я не могу. Это слишком…
— Смотри, как здорово они на тебе смотрятся. — Ана приложила колье к шее подруги. — Вам не кажется, что жемчуг идеально подходит Элене? — спросила она донью Леонору. — У нее такой цвет лица… Ей они идут гораздо больше, чем мне.
Элена так раскраснелась, что на фоне румяной кожи белые жемчужины засияли еще сильнее. Улыбнувшись, Ана поцеловала подругу в щеку:
— Храни их, пока я не вернусь.
Элена встала перед маленьким зеркалом в простенке и надела серьги. Анна застегнула на ее шее ожерелье и залюбовалась мерцанием жемчуга.
