— Думаю, стреляли из засады. — Хельги помрачнел. — Скорее всего, во-он из тех кустов, больно уж они удобны.
— Это все волхвы, волхвы, — зло прошептал Твор. — Обо всем договорились, гады…
— Твор, посмотри, это ваши или куницы?
Отрок нагнулся над трупами и передернул плечами. Непривычно было видеть людей обезглавленными, даже мертвых. Мальчик осмотрел одежду — обычные охотники, одежка хоть и добротна, да проста. Ничего особенного, никаких примет, украшений — если что и было, так сняли убийцы, да и кто ходит на охоту увешанный всякими цацками?
— Не знаю, что и сказать, — честно признался Твор. — Может, куницы, а может, и наши. Интересно только, головы-то, куда делись?
— И мне интересно, — задумчиво произнес Хельги. — Ты говорил, здесь поблизости какое-то капище?
— Не так уж и поблизости… Но к полудню дойти можно.
Капище располагалось на холме, за священной дубравой. Высокий частокол правильным кругом, ворота. В центре большой идол в виде деревянной статуи в три человеческих роста, видимо — Род, ведь именно этому богу в основном и приносились жертвы. Вокруг него — идолы поменьше, неглубокий ров в виде восьмилучевой звезды, во рву — остатки недавних кострищ, полуприсыпанные снегом.
— А вот и головы, — глухо вымолвил Вятша, показал рукой, да Хельги и без него уже увидел рядом с главным идолом воткнутые в землю копья, на которых торчали человеческие головы. Четыре. Как раз по числу убитых. Ветер трепал на мертвых головах окровавленные волосы, а сидевшие на частоколе вороны уже давно успели выклевать глаза.
— Ардагаст! — вдруг вскрикнула Радослава и, упав на колени перед головой со светлыми кудрями, ударилась в плач.
— Кто ее сюда пустил? — недовольно обернулся Хельги.
— Так она не спрашивала, князь. Взяла и подошла.
— Ардагаст, — рыдая, причитала девушка, — Ардагаст, любый… — Поднявшись на ноги и шатаясь, она поцеловала отрезанную голову в лоб.
— Уведите ее, — приказал князь, но тут же поднял руку: — Впрочем, нет, пусть выплачется. Твор, кто этот Ардагаст?
— Парень из куниц. Заводила.
Подбежавший к Хельги воин что-то прошептал ему на ухо. Изменившись в лице, князь быстро пошел за ним. За идолами, у дальней стены капища, небрежно присыпанный снегом, стоял большой глиняный кувшин с широким горлом, в котором обычно хранили муку. Но зачем мука идолам?
— Разбить! — подойдя ближе, негромко сказал Хельги. Вятша вытащил меч, взмахнул — и кувшин раскололся на части. А по слежавшемуся весеннему снегу, оставляя бурые пятна сукровицы, покатились две детские головы.
— А это уже наши, — сглотнул слюну подбежавший Твор. — Рысак с Ростиславом. Эх, Ростя, Ростя… — Отрок поежился, в голубых глазах его вспыхнула злоба.
— Вот так, — обернувшись к Вятше, тихо произнес князь. — Я предчувствовал, что здесь дело нечисто.
— Но мы ведь убили друида! — Вятша поднял глаза. — Я сам несколько раз всадил в него меч.
— Значит, кто-то другой приносит жертвы Крому… или иным древним богам иров, бриттов и галлов. Не удивлюсь, если мы обнаружим на губах идолов желтую пыльцу омелы… Хотя откуда ей здесь взяться? — Хельги задумчиво посмотрел на небо, затем перевел взгляд на притихшего отрока: — Так, говоришь, кто из жрецов главный? Чернобог?
— Он, гад премерзкий!
К Хельги вновь подскочил прибежавший из охранения воин.
— Князь, нас обнаружили местные люди.
— Вы их схватили?
— Пока нет, но преследуем.
— Дайте им уйти.
— Но…
— Пусть уходят. Пусть разнесут весть о нас, если она еще не разнеслась. Мы не воюем исподтишка!
Гридь умчался.
— И все же, и все же… — осматривая обломки жертвенного кувшина, прошептал Хельги. — Чувствую, здесь не обошлось без Форгайла! Но как?! Надо захватить и допросить волхвов, в первую очередь Чернобога.
Покинув капище, Вещий князь и его дружина, насчитывавшая две сотни преданных, хорошо вооруженных воинов, направились к селению Твора и Радославы. Шли открыто, Хельги вовсе не собирался брать селение приступом, его больше устроила бы просто беседа со старейшинами и вождем. Правда, такой беседе могли помешать волхвы, и вот тогда, возможно, придется применить силу.
Они уже прошли почти полпути, как вдруг впереди, на лесной опушке, увидели две группы людей числом с два десятка, явно настроенных агрессивно по отношению друг к другу. Первые убитые уже валялись на сером снегу.
Внезапное появление многочисленной и хорошо вооруженной дружины вызвало у обоих группировок шок! Еще бы — непонятно откуда из лесу вышли воины в блестящих кольчугах и шлемах, с мечами и круглыми красными щитами, обитыми железными полосами. А во главе их шел высокий синеглазый человек с небольшой бородкой, без шлема, в кольчуге и развевающемся красном плаще — корзне. Длинные светлые волосы синеглазого стягивала золотая диадема.
— Опустите копья, — подойдя к враждующим сторонам, спокойно сказал Вятша. — Князь Олег Вещий желает говорить с вами!
— Олег Вещий? — Обе группы изумленно перешептывались, с любопытством поглядывая на князя. Да, по их представлениям, именно так и должен был выглядеть настоящий князь — в сверкающей кольчуге и расшитом золотом алом плаще, с драгоценной диадемой на голове, с развевающимся позади знаменем-прапором, ярко-синим, с изображением распластавшего крылья ворона. Не то что какой-нибудь местный Доброгаст в звериных шкурах.
— Есть ли средь вас старшие? — Дойдя до середины опушки, Хельги скрестил на груди руки.
— Иди, иди, выходи, Доможир, — зашептали в левом отряде. Справа же вышел молодой кривозубый парень. Оба с опаской подошли к князю.
— Кто вы? — с улыбкой поинтересовался Хельги.
— Я Доможир, — тряхнул головою пучеглазый толстяк в волчьей дохе, — староста из рода куницы.
— Витогост, — представился кривозубый. — Сын Доброгаста, старейшины селенья за лесом.
Обернувшись к дружине, Хельги велел разбить шатер.
— Велите своим людям ждать, — властно сказал он. — А вас я приму с честию.
Волхв Чернобог сидел в наполненной горячей водой бочке, руки его, жилистые, мосластые, крепкие, напоминавшие медвежьи лапы, покоились на лыковом ободе, красное распаренное лицо лучилось довольством и похотью. Две молодые наложницы в узких набедренных повязках — Унемира с Малогой — старательно подливали в бочку горячую воду. Хорошие были девки, молодые, здоровые, крепкие, — Чернобог с удовольствием поглядывал на их большие колыхающиеся груди. Правда, вот лицами подкачали: Унемира — рябая да толстогубая, а Малога — с плоским перебитым носом. Ну да ведь с лица воду не пить, а девки они — в любви искусные и, что самое главное, верные. Спят и видят, как бы стать законными женами. Еще бы, Чернобог — мужик видный, да и богат и властен. Куда там старейшине Доброгасту.
