— Так почему же они ничего не предпринимают? Их же много, а он один. Взбунтовались бы!
Джо покачал головой:
— Иеремия коварен. Он опутал каждого из местных жителей такими сетями, что всякий дрожит только сам за себя и не понимает, какую силу представляет толпа. Чтобы взбунтоваться против Иеремии и свергнуть его, местным жителям нужно объединиться, а он, наоборот, разделил и запугал их так, что каждый стал заложником своих собственных страхов. Говорят, что у него в деревне есть свои соглядатаи.
— Неужели местные предадут друг друга?
— Несомненно, так и происходит — Гадсон вынуждает их к этому, — ответил Джо. — А поскольку друг другу они не доверяют, то и сплотиться, чтобы дать ему отпор, они не в силах — боятся, что он проведает. Со мной местные жители откровенны, потому что я чужак, человек пришлый, так что Иеремия мне не страшен. Вот они с отчаяния и решили, будто я способен спасти их от негодяя.
— А вы их спасете? — спросил я, мысленно взмолившись, чтобы хозяин ответил утвердительно.
— Как бы скверно ни обстояли дела, я не властен изменить ход событий, — отозвался Джо и больше об этом не говорил.
Мы возвращались к этому разговору бессчетное множество раз, и все с тем же результатом, так что я только дивился: это как понимать — хозяину наперед ведомо, как будут развиваться события? Джо хотя и утверждал, что не властен над переменами, само его появление в деревне уже стало важной переменой в здешней жизни. Для местных одно то, что объявился чужак и открыл лавку, было событием. С течением времени уважение к Джо и восторг перед ним все росли и росли. Нас всех к нему так и тянуло, точно мотыльков к огоньку летней ночью. Может, есть такие, кому приходится пыжиться и повышать голос, чтобы их заметили, но Джо был не из этих. Его и так всегда замечали, хотя говорил он негромко и был немногословен. Однако его присутствие всегда ощущалось.
Как и чем Джо зарабатывает на жизнь, я не понимал. Скажите на милость, какая прибыль может быть от того, что раздаешь деньги, а в заклад принимаешь всякий хлам? А ведь именно этим Джо и занимался. В витрине становилось все теснее от вещей, но, хотя Джо за все платил, я что-то не замечал, чтобы он их продавал.
Да еще эта таинственная «Черная книга секретов»! В деревне быстро сообразили, какие услуги предлагает Джо, так что у нас редкая ночь обходилась без исповеди. Джо только и делал, что раздавал деньги за чужие секреты, а я строчил и строчил без устали. Тайн и секретов в Пагус-Парвусе обнаружилась уйма. Днем смотришь — глухая горная деревушка, ничего особенного, а вот ночью неблагополучие прямо в воздухе висело. Поскольку по ночам я часто бодрствовал, то, бывало, смотрю, как светятся окна по всей деревне, и понимаю: за каждым окном прячется какая-то тайна, одна другой мрачнее. По ночам в Пагусе почти никто и не спал, судя по окнам. За занавесками двигались темные силуэты: кто руки заламывает, кто волосы на себе рвет, кто взад-вперед расхаживает, и все маялись отчаянием и угрызениями совести.
Джо внимательнейшим образом выслушивал каждую очередную исповедь, и, какие бы ужасы ему ни открывались, своего мнения он никогда не высказывал. Платил он за тайны щедро, это я знал наверняка, но вот как хозяин высчитывает, на какую сумму какой секрет потянет, — так и не понял. Однажды я спросил Джо, откуда у него такая прорва денег, а он только и сказал: «В наследство получил», и дал мне понять, что разговор окончен.
Как-то ночью пришел булочник Элиас Корк и признался, что подбавляет в муку мел и квасцы. Этот секрет потянул на четыре шиллинга. Потом однажды явилась Лили Иглсон и рассказала, что обманывает заказчиков, выгадывая на ткани с помощью особой укороченной мерки. За это Джо заплатил ей семь шиллингов. Даже Полли и та забежала к нам ночью, ускользнув из дома Иеремии, чтобы признаться, что украла у него столовое серебро. Мы с Джо и так это знали, потому что как раз накануне Полли заложила у нас нож и вилку, но только когда она ушла, мы заметили на приборах инициалы Иеремии Гадсона. Смелость Полли восхитила меня. Она знала, что выставить эти вещи в витрине мы не сможем (хотя лично я дорого бы дал, чтобы поглядеть, какая рожа будет у Иеремии, когда он увидит в витрине ростовщика свое же столовое серебро). Мы и не выставили, но Джо стал сам пользоваться этим ножом и вилкой за столом.
Каждую ночь хозяин разводил огонь в очаге и ставил на каминную полку темную бутылку без этикетки и два бокала, а я приготавливал на столе чернильницу, перо и черную книгу. Книгу Джо каждый раз вынимал из-под своего тюфяка. Потом Джо садился у огня, а я у стола, и мы принимались ждать. Редкая ночь проходила без того, чтобы при первом же ударе полуночи кто-то не стучался в дверь. Я знай себе строчил и сидел тише мыши. Очередной гость выкладывал свою тайну, а я все записывал слово в слово.
Иной раз гость рассказывал такое, что я прикусывал губы, лишь бы не закричать от ужаса. Я порой посматривал на хозяина, но он всегда сидел спокойно, сложив руки перед собой, и лицо у него ничего не выражало. Иногда Джо размыкал сплетенные пальцы и пошевеливал ими в воздухе. Но лицо у него всегда было как каменное.
Глава семнадцатая Горацио Ливер
— Он убивец, — прошипел старший из братьев Корк. — По ночам берет свой резак и отправляется на охоту за свежим мясом. За человечиной.
— А мясо потом кладет в пирожки! — добавил средний брат, а младший захныкал со страху.
Все трое стояли под окном у мясника и наблюдали, как тот точит ножи. Мальчишкам нравилось слушать скрежет металла о металл и смотреть, как над головой у мясника разлетаются искры.
— Коли так, — дрожащим голосом спросил младший, — почему ж его до сих пор не посадили за решетку?
Старшие братья облили младшего презрением — надо же такое ляпнуть!
— Дурак! Кто докажет, что он виноват? — фыркнул старший. — Без доказательств не посадишь.
— А все доказательства в пирожках! — страшным голосом просипел средний. — К тому времени, как обнаружится убийство, будет уже слишком поздно.
— Потому что пирожки уже съели! — хором пропели оба.
И все трое вновь прижались носами к окну.
Виновник этого препирательства, Горацио Ливер, продолжал точить ножи, но как только он заметил три носа, расплющенных о витрину, то взревел от ярости и выскочил на крыльцо, грозя мальчишкам ножами.
— А ну пошли отсюда, п-п-поганцы сопливые! — прорычал он.
Мальчишки завизжали и с хохотом пустились наутек, оступаясь и скользя по обледенелому склону.
Именно в этот миг на сцене появились Ладлоу Хоркинс и его хозяин. Горацио Ливер все еще стоял на крыльце, сжав в кулаках по ножу. Не заметить Джо Заббиду и его подручного было трудно: ростовщик выделялся среди местных жителей не только высоким ростом, но и тем, с каким завидным достоинством он держался, несмотря на хромоту. Даже местным старожилам не удавалось ступать по наклонной и всегда скользкой улице не споткнувшись, а у хромого ростовщика это получалось без всякого труда! Ладлоу всегда трусил чуть позади хозяина, едва доставая тому до локтя.
