— Совершенно верно, сэр. Однако вы предположили, что смерть произошла в среду или четверг. Она могла побывать и где-нибудь еще — у друзей в городе, например.
— Я снова повержен, — признался Уимзи. — И все же это любопытное совпадение.
— Действительно, милорд, и я рад, что вы обнаружили этот сверток. Вы позаботитесь о нем, мистер Паркер, или мне этим заняться?
— Думаю, мы заберем его с собой и приобщим к другим доказательствам. — Паркер протянул руку, чтобы забрать у Уимзи сверток, к которому тот проявил, пожалуй, чрезмерный интерес. — Пожалуй, его светлость прав: сверток действительно привезла с собой девушка. И, скорее всего, она была не одна. Весьма банальная история. Поосторожнее с бутылкой, на ней могут быть отпечатки пальцев.
— Забирайте свою бутылку, — сказал Уимзи. — Пусть будет всегда под рукою бутыль и друг, чтобы выпить вдвоем, как говорит Дик Свивеллер. Однако я убедительно прошу вас, чтобы вы, прежде чем предупреждать вашего респектабельного юного железнодорожного клерка о том, что все, что он скажет, может быть использовано в суде против него, обратили свой взгляд — и обоняние тоже — На этот сандвич с ветчиной.
— А что с ним такое? — спросил Паркер.
— Ничего. Сохранился на удивление хорошо — все благодаря этому восхитительному дубу. Английские дубы — сколько сотен лет они защищали Британию от непрошеных гостей! Из сердцевины дуба мы строим корабли — из сердцевины, а не из сердца, как часто, и совершенно ошибочно, утверждают наши с вами сограждане. Однако в данный момент меня больше интересует нестыковка между этим сандвичем и этой девушкой.
— По-моему, обыкновенный сандвич.
— О, боги доброго застолья, конечно, это сандвич, но совсем не обыкновенный! Никогда эта ветчина не бывала на скромной кухне, в мясной лавочке или магазине на задворках! Свинья, принесенная в жертву ради того, чтобы этот деликатес появился на свет, жирела не на обычной бурде и не на помоях. Обратите внимание на плотность, на этот жирок, желтый, как щечка китаянки, на темное пятнышко, где в окорок просочилась патока, превратившая его в яство, способное выманить Зевса с Олимпа. А теперь скажите мне, человек, ратующий за равноправие и способный круглый год питаться вареной селедкой, скажите, как могло получиться, что молоденькая официантка и ее приятель, клерк с железной дороги, приехали в Эппингский лес, чтобы закусить сандвичами с копченой браденхемской ветчиной в корочке из патоки, ветчиной, которая диким кабаном бегала в далеких лесах, пока смерть не превратила ее в это славное произведение гастрономического искусства? Могу добавить, что в сыром виде она стоит три шиллинга за фунт — аргумент, который вы наверняка сочтете весомым.
— Это и правда странно, — сказал Паркер. — Думаю, только богатые люди…
— Богатые или те, кто относится к еде как к искусству, — добавил Уимзи. — Эти две категории отнюдь не совпадают, хотя иногда и пересекаются.
— Это может быть важно. — Паркер аккуратно завернул их находку. — А теперь мы можем поехать взглянуть на тело.
Зрелище было не из приятных: влажная погода и мелкие зверьки сделали свое дело. Бросив на тело короткий взгляд, Уимзи предоставил полицейским осматривать его, а сам решил поподробнее изучить содержимое сумочки покойной. Он пробежал глазами письмо Эвелины Гоутубед (ныне Эвелин Кроппер) и записал ее канадский адрес. Из внутреннего отделения сумочки он извлек свое собственное объявление и некоторое время внимательно изучал банкноту в пять фунтов, которая лежала свернутой пополам рядом с казначейским билетом на десять шиллингов; кроме того, в сумочке обнаружились семь шиллингов восемь пенсов медью и серебром, ключ от двери и пудреница.
— Надо отследить этот билет. Уолмсли, займетесь?
— Безусловно, милорд.
— А ключ, я думаю, от ее квартиры?
— Наверняка. Мы попросили квартирную хозяйку приехать и опознать тело. Не то чтобы у нас были какие-то сомнения на сей счет, просто это необходимо по закону. Думаю, она будет нам полезна. О, — офицер бросил взгляд в сторону подъехавшей в этот момент машины, — наверняка это она.
Дородная дама, появившаяся из такси в сопровождении молодого полицейского, без труда опознала покойницу и, всхлипывая, подтвердила, что это была Берта Гоутубед.
— Такая красивая юная леди, — причитала она. — Какой ужас! Боже, кто только мог совершить такое?! Я так разволновалась, когда она не вернулась домой в прошлую среду! Сколько раз я пожалела о том, что не прикусила язык и не спрятала от нее это злосчастное объявление. Ах, вот это самое — вы как раз держите его в руках, сэр. До чего низко — заманивать молоденьких девушек, уверяя, что это якобы в их интересах! Старый коварный дьявол — а еще называет себя адвокатом! Она все не возвращалась и не возвращалась, и тогда я написала этому негодяю, что ему от меня не уйти и что я натравлю на него полицию — он может быть в этом уверен, не будь я Доркас Гулливер! Меня ему вокруг пальца не обвести: мне шестьдесят один, и уж я разбираюсь в людях — вот что я написала.
Эскапада в адрес достопочтенного мистера Мерблеса из Стейпл-Инн, о реакции которого на послание миссис Гулливер можно было только гадать, немного смутила лорда Уимзи.
— Представляю, в какое негодование пришел наш старик, — шепнул он Паркеру. — Увижу его, обязательно спрошу о письме.
Тем временем миссис Гулливер продолжала причитать:
— Такие порядочные девушки — обе, — а мисс Эвелин еще повезло выйти за этого очаровательного молодого человека из Канады. Боже Всемогущий, только подумайте, до чего она расстроится. А душечка Джон Айронсайдз — он же собирался жениться на мисс Берте, моей бедной овечке, сразу после Дня Святой Троицы. Такой воспитанный, приятный юноша — клерк на железной дороге, он еще шутил: «Неспешный, но надежный — в точности как наша железная дорога, таков уж я, миссис Гулливер». Прямо не верится, что все так закончилось! И ведь она никогда не была легкомысленной. Я с радостью дала ей ключ, потому что она иногда работала в вечернюю смену, но ни разу она не пришла позже обычного времени. Поэтому я так и разволновалась, когда она не вернулась. Многие в наши дни махнули бы рукой и не стали разыскивать жилицу, но только не я. Когда она не вернулась, я сразу сказала: «Помяните мое слово, ее похитил этот самый Мерблес».
— А сколько она прожила у вас, миссис Гулливер? — спросил Паркер.
— Недолго, чуть больше года, но, слава богу, мне достаточно и двух недель, чтобы понять, порядочная девушка или нет. С моим опытом и одного взгляда хватает, если говорить честно.
— Она поселилась у вас вместе с сестрой?
— Именно так. Они обратились ко мне, когда приехали в Лондон искать работу. А ведь могли попасть в очень плохие руки, это уж я вам говорю — две молоденькие девушки из провинции, обе такие свежие и хорошенькие.
— Думаю, им невероятно повезло, миссис Гулливер, — сказал Питер, — ведь они могли всегда довериться вам, попросить совета.
— Это правда, — согласилась миссис Гулливер, — хотя в наши дни молодежь редко прислушивается к советам старших. Вырасти ребенка, и он покинет тебя, как пишут в книгах. Но мисс Эвелин, которая теперь миссис Кроппер, забрала в голову эту идею насчет того, чтоб приехать в Лондон и зажить как леди, хотя до этого они были всего лишь прислугами. Не понимаю, с чего им пришло в голову променять работу горничной на это кафе — постоянно кругом всякая шваль, ни минутки свободной, да еще и поесть спокойно не дадут. Но мисс Эвелин — она у них была заводилой — очень удачно устроилась, встретила мистера Кроппера: он приходил обедать в «Корнер-хаус» каждое утро, она ему понравилась, и он самым достойным образом решил связать с ней свою судьбу.
