Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 143
Я зависла где-то посередине, совсем недалеко от Оскара. Я вижу его лицо. Вижу так ясно и четко, как не видела никогда. Я слышу, как бьется его сердце, вижу как бьется жилка под челюстью, отсчитывая пульс.
Я открываю рот, чтобы позвать его, но получается только хрип и писк.
— Довольно, успокойся. Ты молодец, молодец, — он осторожно подходит ко мне, боясь спугнуть, но он не человек, опасности нет, и я позволяю себе упасть еще немного ниже.
Он протягивает мне руки, взмах, меня подкидывает вперед, и я падаю в них.
— Молодец, девочка, молодец… — Он гладит меня по голове, а я слышу, как стучит его сердце. Я держусь руками за его рубашку, а он аккуратно расправляет мои крылья, чтобы не сделать мне больно.
— Болит… — жалуюсь я. Болит и правда все тело, сбитые в кровь руки и особенно — спина. Где-то между позвоночником и лопатками.
— Успокойся, — шепчет он мне на ухо, — просто запомни, что ты сейчас чувствуешь, и успокойся.
Я прикрываю глаза. Оскар. Тот, кто спас меня. Кто простил меня. Кто нашел меня. Оскар.
Покой. Доверие. Они падают на меня, как тяжелое одеяло, и я уже готова наконец провалиться в темное уютное ничто, но тут тело выворачивает, я выгибаюсь дугой — и наконец замираю. Я чувствую, что лишних мышц нет, я снова человек. Глаза закрываются, я понимаю, что он несет меня в мою «комнату», на кровать. Я уже почти сплю и успеваю только спросить:
— Летучая мышь, — я слышу, как его голос улыбается мне.
Я приоткрываю один глаз и смотрю на свою руку. Кожа гладкая и бледная — ни следа ударов. Только огромные когти царапают простыню.
10
— Что есть оборотень? Смесь человека и зверя. Что есть летучая мышь? Смесь зверя и птицы. Что есть оборотень — летучая мышь? Смесь человека, зверя и птицы. Матушка-природа отжигает… Ай!
Я таки попала в Шефа квадратиком льда, который в специальной грелке прижимала к голове. У меня была мигрень. И хотя сейчас от нее все равно хотелось сдохнуть на месте, это уже был детский лепет по сравнению с тем, что обрушилось на меня сразу после превращения. Она уложила меня в постель на три дня, я не открывала глаз и не могла шевелиться. Даже бесшумные шаги Оскара, когда он заглядывал ко мне, разрывали виски на части, а в самой черепушке провоцировали атомную войну. Утром четвертого дня я попросила есть и льда. Как только я приняла вертикальное положение и запихнула в себя детское фруктовое пюре со сливками, Оскар выдернул меня к начальству, несмотря на мои стенания. Услышав про мое превращение, Шеф несказанно обрадовался, услышав про форму — оторопел. Сейчас я утопала в одном из угловых кресел, пытаясь понять, кто вырывает мне глаза из орбит, если я прикрыла их ледяной грелкой. А Шеф изводил меня подтруниваниями.
— Зрелище было интересное, — признался Оскар, сочувственно косясь на меня, — я такого прежде не встречал. А ты?
— В том-то и дело, — Шеф раскурил трубку и выпустил в потолок колечко сизого дыма, — что такой вариант алогичен. Оборотень — сочетание двух элементов. А тут получается три. Это все равно, что превратиться в утконоса.
— Сами вы утконос… — слабо проблеяла я из кресла, — когда вы меня уже домой отпустите? Я устала… И дайте маме позвонить, — вдруг осенило меня.
— Звони, деточка, кто тебе мешает, — Шеф повернул ко мне проводной телефон в стиле «ретро» — такие продаются в сувенирных магазинах. А я-то думала, кто их покупает! Оказывается, всякие нелюди…
Я отложила грелку на стол — как бы случайно прямо на документы Шефу — и набрала номер дома.
— Привет, мам! Это я!
— Чирик! — Я услышала, как она улыбается. — Как ты там? И где это твое «там»?
По отстраненным лицам начальства я поняла, что они прекрасно слышат каждое слово. Да и скрывать мне от них было нечего, а вот помочь в формулировках они могли.
— Мое «там»… — Я поймала взгляд Оскара и скорчила максимально паническую физиономию. — Ну… Я не так уж чтобы очень далеко.
Мама хихикнула:
— Выкрутилась! Слушай, Чирик… — Ее голос вдруг посерьезнел. — Я нашла кредитку у подушки. Ты знаешь, какая там сумма?
— Знаю, — мне вдруг стало неудобно, будто я ее украла, — мам, это мои честные деньги! Тут нет никакого обмана!
Она помолчала, я слышала, как она дышит в трубку. Когда мама заговорила, от ее шутливого тона не осталось и следа:
— Чир, скажи мне только… Мне не придется потом выбирать тебе цвет гроба и надпись на венок?
— Что ты! — Я даже руками замахала. — Конечно, нет! Тут все совершенно безопасно!!
— Деточка, — она вздохнула, — безопасно за такие деньги не бывает.
— Ну… — протянула я. И замолчала.
Она была права. Эти два месяца я каталась как сыр в масле, получала бешеное содержание и немного информации под шутки и прибаутки. Потому что была человеком. Теперь же, когда мое превращение прошло во второй раз, я стала оборотнем в полном смысле слова, хоть и самым слабым. Куда меня пошлют, в чем будет заключаться моя работа — знает разве что Оскар.
Я постаралась прогнать эту мысль. Никому не хочется умирать молодым. Особенно мне не хотелось сейчас: когда я только начала овладевать своей силой, когда впереди маячила сладостно-длинная жизнь, а мир поворачивался новыми темными сторонами.
— Чирик, ты не с бандитами связалась, а? — Голос у мамы был извиняющийся, будто она сама чувствовала, что говорит глупость.
Начальство, хоть и чувствовало весь драматизм момента, хором хрюкнуло в рукава. Шеф что-то быстро написал на бумаге и пододвинул мне. Почерк у него был легкий, с наклоном, чуть вытянутый — я такого у мужчин вообще никогда не видела, обычно их каракули разобрать невозможно.
— Нет, мам, — я покосилась на листик, потом на Оскара. — Я тут с очень… интересными… людьми…
Боссы снова прыснули. Я погрозила им кулаком — не хватало еще, чтобы мама услышала! — и вдруг заметила на лице Оскара странное выражение. Он улыбался будто бы через силу.
— Нет, мам, это не бандиты, — поспешила я успокоить родительницу, — они хорошие, правда.
— Ну ладно. Ты на этой работе надолго?
Я подняла глаза на Оскара, затем на Шефа. Они переглянулись. Оскар что-то быстро черкнул на бумаге и подсунул мне. На листе была нарисована восьмерка, я непонимающе подняла брови — восемь чего? Дней, недель? Оскар, засунув одну руку в карман джинсов, аккуратно повернул лист на 90 градусов. Я невольно вздрогнула и произнесла:
— Мам, я тут навсегда.
Она поняла меня. Я даже не надеялась на это, но она поняла и не стала меня отговаривать или что-то говорить про себя… Наверное, ее собственная потраченная впустую жизнь была достаточным аргументом. «Жить как угодно, только не зря», — однажды сказала она мне. И сейчас не отреклась от своих слов. Я пообещала, что буду по возможности забегать, но призналась, что в офисе придется практически жить — как и всем сотрудникам. Все было довольно-таки обычно, я чуть не прокололась в одном месте: когда она спросила, что такого особенного во мне нашли. Я захлопала челюстью, как вытащенная из воды рыба, но Шеф вовремя подсунул мне красноречивый рисунок: перечеркнутый рот и повешенный человек. Пришлось отделаться дежурной фразой: «Прости, я не могу тебе сказать».
Ознакомительная версия. Доступно 29 страниц из 143
