Она сложила на груди руки.
– Ты не готов, пещерный человек.
– На мотоциклах я добывал себе пропитание. В полиции. К тому же ты не знаешь, куда я направляюсь.
– Скажи!
– Ключи…
– Нет! И я выцарапаю тебе глаза, если посмеешь их отобрать. Я пришла сюда не просто так. У нас с тобой одна и та же проблема. Если б я знала, что ты эгоистичная, грубая, отсталая свинья, осталась бы дома. Стэплтон видел меня. Если за тобой придут, можешь быть уверен, что придут и за мной. Меня не оставят в покое. Понял?
Я протянул руку.
– Понял. Но я же сказал: я знаю, куда мы едем, и это место, которое ты никогда не найдешь. Ключи.
Она заколебалась.
– Поверь мне, – взмолился я.
– В этом веке, – сказала она, – мужчины говорят так, прежде чем исчезнуть.
– Это твой век, не мой.
Я чуть отодвинул занавеску. Увидел, что там появились новые машины. Два полицейских автомобиля и два других, без опознавательных знаков.
Она сунула руку в карман, достала связку старых ключей и протянула ее мне. Я посмотрел. Если это называется ключом, то мотоцикл я мог бы завести и канцелярской скрепкой.
– Это мой мотоцикл, – сказала Элис Лун. – Поедешь сзади или останешься здесь.
Я увидел двоих людей, идущих к дому. Мужчины в темных костюмах. На дураков они не были похожи.
– Послушай меня. – Элис взяла сумку и швырнула ее мне. – Держись крепко.
В гараже стоял побитый и ржавый синий «кавасаки». Он прислонился к подпорке, словно пьяница, пытающийся удерживать равновесие. Когда я увидел его, то почти обрадовался, что буду сидеть сзади.
Проблема была очевидна для нас обоих. Если мы откроем двери и с ревом пронесемся по улице мимо двойняшек Тиков, то через несколько минут встретимся с дорожной полицией. Даже в восьмидесятые годы я не уехал бы далеко. Тем более теперь у них есть эти новые игрушки…
Нам надо было проехать пять миль, но я понятия не имел, что нас ждет в конце пути. Младший брат Мириам, Шелдон, был неудачником. Он держал маленькую авторемонтную мастерскую главным образом для людей слишком бедных, чтобы управлять транспортным средством легально. Мастерская находилась за доками, на берегу грязного, отравленного устья реки Покапо. Этот район я знал с детства. Я был уверен, что он до сих пор там, потому что раз в год он посылал мне письмо. Содержание в нем отсутствовало, за исключением жалоб на жизнь.
Шелдон ни разу не посетил меня в тюрьме, тем не менее я знал все эти годы, что он – единственный человек на земле, который верит, что я не убивал его сестру и племянника. Даже у моего адвоката, красивой, холодной и совершенно бесполезной Сюзанны Аурелио (она предпочитала девичью фамилию, возможно, потому, что за двадцать лет моей отсидки успела в пятый раз выйти замуж), время от времени появлялось в глазах сомнение.
Сюзанна доставляла мне ежегодное послание Шелдона. Мысль о нем всплыла в моей голове, когда я смотрел на мотоцикл, раздумывая, как быстро эта штука может передвигаться. После того как мой мозг освободился от одуряющего воздействия тюремной камеры, я вдруг подумал о странности союза Шелдона и Сюзанны. С профессиональной точки зрения мало что могло связывать известного адвоката с таким мелким человеком. В социальном отношении они были людьми с разных планет. Она делала свою карьеру в Гринпойнте благодаря богатым мужьям. Холостяк Шелдон, у которого даже и девушки никогда не было, трудился в своей мастерской рядом с вонючим серым ручьем, в который со временем превратилась Покапо.
– Бирс! – прошипела сквозь зубы Элис, и я спустился на землю.
Кто-то молотил по входной двери. Нет, я ошибся: кто-то бил по входной двери молотком. Это было и невежливо, и зловеще. Даже и в странном новом мире копы наверняка прежде нажимали на кнопку звонка.
Я снова задрожал: возможно, то был побочный эффект воздействия наркотика, которым меня угостил Мартин-медик. Прошел вперед, отворил заднюю дверь гаража, бросил последний взгляд на сад.
– Видишь ворота? – спросил я.
Они были гнилые, едва держались на петлях, внизу росла густая трава. У нас даже не было времени распахнуть их, впрочем, это не имело значения. Еще при жизни Мириам и Рики воротами почти не пользовались. Мотоцикл легко пройдет через них.
– Куда они ведут? – осведомилась Мириам.
Я задумался, и тут в затылке зазвучал колокольчик… Это было тогда.
– Там пустырь, – сказал я с фальшивой уверенностью. – Мы можем выехать на заднюю дорогу. Доверься мне. Я тебе покажу.
Если нам улыбнется удача – а, исходя из статистики, я чувствовал, что пора судьбе сыграть в мою пользу, – мы сможем доехать до Сандертона по второстепенной дороге.
Я подошел к скамье, сдул пыль со своего старого шлема, надел его. Он оказался почему-то слегка велик, и застежка плохо фиксировалась. Когда я повернулся, Элис уже сидела на мотоцикле в шлеме, со скрещенными руками.
Я вынул из мешка револьвер, проверил его, сунул за пояс, рассовал по карманам патроны и уселся позади нее.
Мотоцикл завелся с первого толчка, хотя звук был нестабильным. Элис медленно вывела байк из гаража в яркое утро. Кто-то в доме начал кричать. Я слышал, как открылось окно. Затряслась задняя дверь.
Она была заперта.
Она была крепкой.
Они стучали кувалдой.
Элис повернулась и испуганно посмотрела на меня.
– Ну… – сказал я.
Лучше бы она позволила мне сесть за руль.
Элис нажала на газ.
Девушка оказалась права: мне нужно крепко держаться. Старый японский байк, словно дикий зверь, выскочил из гаража так быстро, что я поспешно ухватился за сидевшую впереди меня тонкую фигурку. Элис врезалась в ворота, и на нас обрушились цветущие ветки.
Элис закричала, и я тоже. Земля убегала от нас, но этого не должно было случиться: прежнего пустыря не было. Мы прорвались сквозь старую дощатую дверь и оказались на вершине крутого холма. Под колесами ревущего мотоцикла исчезла земля.
Я перегнулся, посмотрел вниз. В голове вихрем неслись мысли… Все, что нужно сейчас сделать, это – приземлиться среди брошенных холодильников и других предметов, разбросанных на мертвой земле, однако земля эта оказалась на тридцать или сорок футов ниже, чем когда-то.
Закричал кто-то еще, послышались и другие голоса.
Среди них – детские.
Мотоцикл взлетел в воздух. Я приподнялся на подножках, взял Элис за хрупкие плечи и посмотрел вниз. Перед нами было море лиц. Дети не старше пяти или шести лет. Их были сотни… Нет, со второго взгляда понял: самое большее – дюжина.
Мой мозг сделал то, что обычно бывает в подобных случаях: свернулся в клубок, где понятия «быстро» и «медленно» не значат ничего, они просто сталкиваются друг с другом, снова и снова. Не помогло и то, что теперь я разглядел окрестности. С тем же успехом это мог быть Марс. Улицы и дома, фабрики и низкие серые административные здания разбежались во всех направлениях. В «мое время» здесь не было ничего, кроме бесконечных пустырей и редких нелегальных сараев.
