Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 136
Только близнецы Амхар с Лохольтом дерзнули бросить мне вызов. Эти угрюмые юнцы ненавидели своего отца и презирали мать. Они почитали себя принцами, но Артур титулы ни во что не ставил и в пресловутой чести им отказал, отчего они еще больше озлобились. Братья считали, что их незаконно лишили королевского достоинства, земли, богатства и почестей, и готовы были сражаться под чьими угодно знаменами, лишь бы против Артура, которого они винили во всех своих неприятностях. Культя правой руки Лохольта была оправлена в серебро, и к обрубку крепились два медвежьих когтя. Лохольт-то ко мне и обернулся.
— Увидимся на будущий год.
Я понимал, что он ищет ссоры, но голоса не повысил:
— С нетерпением жду этой встречи.
Лохольт воздел оправленную в серебро культю, напоминая мне, как я некогда держал руку пленника, а его отец нанес удар Экскалибуром.
— Ты должен мне кисть руки, Дерфель.
Я промолчал. Подошел Амхар и встал рядом с братом. Оба унаследовали отцовскую внешность — широкую кость, вытянутую челюсть, — но их черты отравило мрачное недовольство, а от Артуровой силы и следа не осталось. Хитрые лица, недобрые; едва ли не волчьи.
— Ты меня разве не слышал? — осведомился Лохольт.
— Радуйся, что одна рука у тебя осталась, — промолвил я. — Что до моего долга тебе, Лохольт, я заплачу его Хьюэлбейном.
Близнецы замешкались, но, не будучи уверены, поддержит ли их стража Кердика, ежели они обнажат мечи, наконец успокоились на том, что плюнули в мою сторону, развернулись и размашисто зашагали к илистой отмели, где дожидались две Кердиковы ладьи.
Побережье под Тунресли являло собою жалкое зрелище: не то земля, не то море, где река и океан, сойдясь вместе, породили унылый пейзаж — илистые наносы, и мелководья, и прихотливые переплетения заливов. Стонали чайки; копейщики Кердика прошлепали по вязкой береговой полосе, перешли вброд неглубокую бухточку и перебрались через деревянный планшир на баркасы. Я видел, как Ланселот, опасливо обходя вонючую грязь, изящно приподнимает плащ. Лохольт и Амхар шли за ним; добравшись до корабля, они обернулись и указали на меня пальцами — жест этот приносит несчастье. Я их проигнорировал. Паруса уже подняли, но ветер дул слабый, и Кердиковым копейщикам пришлось выводить обе крутогрудые ладьи из узкой мелеющей бухточки, маневрируя с помощью длинных весел. Едва украшенные изображением волков бушприты развернулись в сторону открытого моря, воины-гребцы, задавая ритм, затянули песню. «Так-растак твою милку, и так-растак твою мать, и так-растак твою девку, и так-растак и в кровать». С каждым новым «так-растак» они вопили все громче и с силой налегали на длинные весла; два корабля набирали скорость, пока наконец вокруг их парусов с грубо намалеванными волчьими мордами не заклубился туман. «И так-растак твою милку, — завели гребцы вновь, только теперь голоса тонули в водяной дымке, — и так-растак твою мать, — и низкие корпуса таяли в тумане, пока наконец корабли вовсе не исчезли в белесом мареве, — и так растак твою девку, и так-растак и в кровать». Последний отзвук донесся словно из ниоткуда и угас вместе с плеском весел.
Двое из Эллиных людей подсадили короля на коня.
— Ты выспался? — осведомился он, устраиваясь в седле поудобнее.
— Да, о король.
— У меня-то нашлось занятие получше, — коротко отозвался он. — Теперь следуй за мной. — Элла ударил коня каблуками и направил его вдоль береговой полосы. Был отлив: бухточки мелели на глазах, на воде играла рябь. Тем утром в честь отъезжающих гостей Элла оделся как король-воитель. Плюмаж из черных перьев увенчал железный шлем, отделанный золотом; кожаный нагрудник и высокие сапоги были выкрашены в черный цвет; с широких плеч спадал длинный черный бобровый плащ, на фоне которого низкорослая лошадка казалась и вовсе карлицей. За нами следовала дюжина верховых воинов, один из них нес стяг с бычьим черепом. Элла, как и я, наездник был неважнецкий. — Я знал, что Артур пошлет тебя, — внезапно проговорил он. Я промолчал, и Элла обернулся ко мне.
— Стало быть, ты нашел свою мать?
— Да, о король.
— И как она?
— Постарела, — честно ответил я. — Постарела, обрюзгла, недужна.
Элла удрученно вздохнул.
— Начинают они как юные девушки — такие прекрасные, что разобьют сердце целому воинству, а народят пару детей — и все как одна превращаются в обрюзглых, недужных старух. — Он помолчал, обдумывая эту мысль со всех сторон. — Но отчего-то мне верилось, что с Эрке такого никогда не случится. Уж больно была красива, — грустно заметил он и тут же расплылся в усмешке. — Ну да спасибо богам, в молоденьких никогда недостатка нет, э? — Элла расхохотался и вновь оглянулся на меня. — Когда ты в первый раз назвал мне имя матери, я сразу понял, ты мой сын. — Он помолчал. — Мой первенец.
— Твой первенец и бастард, — отозвался я.
— Что с того? Кровь есть кровь, Дерфель.
— И я горжусь тем, что в моих жилах течет твоя, о король.
— Вот и правильно, мальчик; хотя многие, очень многие скажут о себе то же. Своей кровью я всегда делился щедро. — Элла прыснул, поворотил коня на илистую отмель и, пришпорив, погнал его по скользкому склону туда, где на берегу рассыхалась целая флотилия. — Ты только погляди на них, Дерфель! — велел мне отец, натягивая поводья и указывая на ладьи. — Погляди на них! Сейчас они ни на что не годны, но почитай что все они приплыли не далее как нынче летом, и каждый битком набит народом по самый планшир. — Элла вновь ударил коня каблуками, и мы неспешно поехали вдоль обшарпанной череды вытащенных на берег судов.
На илистой отмели завязло восемь, а то и девять десятков кораблей. Все до одного изящные, с симметричными носом и кормой, и все они разрушались и гнили. Обшивка позеленела от липкой слизи, днища залила вода, шпангоуты почернели и рассыпались трухой. Иные — те, что, верно, простояли тут больше года, — превратились в темные скелеты.
— По шесть десятков человек на каждом судне, Дерфель, — промолвил Элла, — никак не меньше шести десятков, и с каждым приливом приходили все новые. Теперь, когда в открытом море бушуют шторма, никто уже не плывет, зато строятся новые корабли — те, что придут по весне. И не только сюда, Дерфель, но по всему побережью! — Элла широко взмахнул рукой, словно пытаясь охватить весь восточный берег Британии. — Тьмы и тьмы кораблей! И на всех — мои соплеменники, всем им нужен дом, нужна земля! — Последнее слово он яростно выкрикнул и, не дожидаясь ответа, резко поворотил коня. — Едем! — крикнул он, и я последовал за ним через взбаламученную отливом грязь бухточки, вверх по галечной насыпи и через кущи терновника тут и там: мы вновь поднимались на холм, к Эллиному чертогу.
Элла сдержал коня на уступе, подождал меня и, едва я с ним поравнялся, молча указал вниз, на седловину. Там стояла целая армия. Пересчитать копья я бы не сумел, сколько бы ни пытался: столь несметное множество собралось во впадине, и, как я знал, люди эти составляли лишь небольшую часть Эллова воинства. Воины-саксы сбились в огромную толпу; завидев на фоне неба своего короля, они восторженно взревели и принялись колотить древками копий по щитам: оглушительный грохот раскатился по серому небу от края до края. Элла поднял покрытую шрамами правую руку, и шум разом смолк.
Ознакомительная версия. Доступно 28 страниц из 136
