— Знаете, в чем сейчас ваша проблема? — вдругспросила она. — В этих пузырьках с лекарствами. Выбросьте их в мусорнуюкорзину. От такого количества лекарств даже здоровый сделается больным.
— Ты в самом деле так думаешь?
— Имейте в виду. Вам это говорит сама Мона Мэйфейр,которая принадлежит к числу наиболее одаренных представителей семейства Мэйфейри которой открыто то, чего другим знать не дано. Дядюшка Джулиен доводился мнетрижды прапрадедушкой. Понимаете, что это означает?
— В тебе сходятся три линии родословной, берущие началоот Джулиена?
— Именно. Кроме того, существуют еще жутко запутанныедругие линии. Без компьютера их даже невозможно представить и проследить. Но уменя есть компьютер, и я выяснила всю картину в целом. Оказалось, что во мнегораздо больше мэйфейровской крови, чем в ком-либо из других членов семьи. Аполучилось это потому, что мои родители приходятся друг другу кузенами. Такимблизким родственникам, в принципе, нельзя жениться. Но мать забеременела, такчто им пришлось это сделать поневоле. Откровенно говоря, у нас в родувнутрисемейные браки далеко не редкость, так что…
Она остановилась, решив, что слишком разговорилась. Мужчинув его возрасте подобной болтовней не возьмешь. Она лишь утомит его, тем болеечто он и так с трудом борется со сном. Поэтому нужно действовать более искусно.
— У тебя все хорошо, парень, — сказала она. —Поэтому выбрось эти лекарства.
Он улыбнулся:
— Хочешь сказать, что моей жизни ничто не грозит? И яопять буду лазить по лестницам и забивать гвозди?
— Ты будешь махать молотком, как Тор. Только откажисьот всех успокоительных. Не знаю, зачем тебя ими пичкают. Очевидно, чтобы ты неизвелся от беспокойства из-за тети Роуан.
Он тихо рассмеялся, пылко схватив ее за руку. Но в этот мигв выражении его лица, в глазах промелькнула мрачная тень, и даже в интонацииголоса Мона уловила печальные нотки.
— Неужели ты веришь в меня, Мона?
— Еще как верю. И не только верю, но еще и люблю тебя.
— О нет! — усмехнулся он.
Он попытался отдернуть руку, но Мона лишь крепче ее сжала.Нет, сердце его функционировало вполне нормально. А все неприятностипроисходили исключительно из-за лекарств.
— Я люблю тебя, дядя Майкл. Но тебе не нужно из-за менябеспокоиться. Просто будь достоин этой любви.
— Вот именно это меня и беспокоит. Достоин ли я любвиочаровательной девочки из школы Святого Сердца?
— Дядя Майкл, ну пожа-а-алуйста! — пропелаМона. — Мои эротические приключения начались в восемь лет. Но я непотеряла невинности. Я просто вырвала с корнем все ее следы. Я уже совсемвзрослая женщина, хотя и притворяюсь маленькой девочкой, притулившейся на краютвоей кровати. Когда тебе тринадцать лет и все твои родственники знают об этом,невозможно доказать, что ты уже взрослая. Поэтому приходится строить из себяребенка — исключительно из политических соображений. Этого требуютобстоятельства. Но, уверяю тебя, я совсем не такая, какой кажусь со стороны.
Он рассмеялся, и в его смехе прозвучало понимание и в то жевремя отчетливо слышалась ирония.
— А что, если Роуан, моя жена, вернется домой изастанет нас вместе? Что, если она услышит, как ты рассуждаешь со мной ополитике и сексе?
— Роуан, твоя жена, не вернется домой, — как-тосамо собой вырвалось у Моны, и она тут же пожалела об этом. Ей не хотелосьговорить ему ничего неприятного, ничего такого, что могло бы его расстроить.Судя по выражению лица Майкла, она поняла, что ее слова глубоко задели и больноранили его душу. — Я хотела сказать… Она…
— Она?.. Что ты имеешь в виду, Мона? Скажи. — Онвдруг стал невероятно спокоен и серьезен. — Что ты знаешь? Поведай мне,что таит твое маленькое мэйфейрское сердце? Где моя жена? Ну же, примени радименя свое колдовство.
Мона вздохнула. Она старалась, чтобы ее голос звучал так жетихо и спокойно, как и его.
— Этого никто не знает. Все насмерть перепутаны, нопребывают в полнейшем неведении. Я могу сказать только то, что чувствую. А ячувствую, что она жива, но боюсь, что к прошлому возврата нет. — Онапосмотрела на него. — Понимаешь, что я имею в виду?
— У тебя нехорошие предчувствия? Думаешь, она невернется? Ты это хочешь сказать?
— Ну да, вроде того. Я не знаю, что у вас случилось наРождество. И не хочу расспрашивать тебя об этом. Но кое-что могу тебе поведать.Я держу руку у тебя на пульсе, верно? Мы говорим с тобой о том ужасномпроисшествии. Однако оно не вызывает у тебя никакого беспокойства. Твой пульсникак на него не реагирует. Стало быть, не так уж ты болен. Тебя одурманили. И,как всегда, твои доктора перестарались. В их действиях нет никакой логики. Ивсе, что тебе сейчас нужно, — это хорошее противоядие.
Майкл вздохнул, всем своим видом давая понять, что онапобедила.
Мона наклонилась и запечатлела у него на губах поцелуй.Казалось, на миг их губы срослись, так что она даже слегка испугалась.Вздрогнул и Майкл. Однако за этим ничего не последовало. Лекарства сделали своечерное дело — так сказать, завернули поцелуй в одеяло.
Какое большое значение имеет возраст! Одно дело целоваться смальчишкой, который это делает второй раз в жизни, а совсем другое — с опытнымвзрослым мужчиной. Механизм отлажен. Вся загвоздка в том, чтобы его раскрутить,а для этого нужен мощный толчок.
— Спокойно, дорогая, спокойно, — ласково произнесМайкл, отстраняя девушку от себя.
Ей стало до боли обидно. Вот он, мужчина ее мечты, совсемрядом, а она никак не может заставить его сделать то, что ей хочется. Хужетого, ей, возможно, не удастся добиться этого не только сейчас, но и когда-либов будущем.
— Я понимаю тебя, дядя Майкл. Но и ты тоже долженпонять, что существуют семейные традиции.
— Неужели?
— Дядюшка Джулиен переспал с моей прабабушкой в этомсамом доме, когда ей тоже было тринадцать. Вот почему я получилась такой умной.
— И прехорошенькой, — добавил он. — Но я, всвою очередь, унаследовал кое-что от своих предков. То, что называется«моральными устоями».
Майкл медленно расплылся в улыбке и, взяв ее руку, принялсяпоглаживать ее, словно котенка или маленького ребенка.
