— Джордан, это я, Билли! Джордан? — Она постучала по стеклянной створке двери.
— Билли? Входи, Билли! Ты промокла! Я не планировал проводить сегодня занятия, думал, что буря удержит дома моих учеников. По крайней мере наименее преданных живописи. — Он улыбнулся, и теплота в его взоре прогнала прочь уныние этого дня.
Билли вошла в дом и позволила снять с себя дождевик, от которого на пол успели набежать лужицы.
— Я приехала не на урок, Джордан. Я приехала, чтобы побыть с тобой. — Слова были сказаны, а Билли боялась поднять глаза на Джордана. Не глядя, она протянула к нему руки. И оказалась и его объятиях. Как это было хорошо. Какой хороший запах вдыхала она. Мягкая, много раз стиранная рубашка и выцветшие джинсы облегали его тело, делая его достижимым для ее прикосновений. Его плечо оказалось у нее под щекой, его губы в ее волосах, и когда Джордан с трепетом и восторгом прошептал ее имя, Билли поняла, что правильно поступила, приехав сюда. Душа ее была ранена, и всеми силами она отталкивала мысли о предательстве Мосса. Джордан мог исцелить ее.
Джордан поднял ее лицо вверх, нежно касаясь своими длинными, артистичными пальцами. Его губы слились с ее губами, поцелуй получился ласкающим, медленно и томительно скользил он по ее рту. Потом Джордан отодвинул от себя Билли, заглянул ей в глаза и прошептал:
— Ты уверена?
В ответ она снова бросилась навстречу его рукам, крепко ухватилась за него, снова подставила губы для его нежного поцелуя. Как нужно ей это, как нужен Джордан! От щемящей боли в сердце из груди вырвался стон. Как давно никто не обнимал ее вот так, никто не желал вот такой близости с нею. Даже когда Мосс приходил в ее спальню, то их объятия были холодными, любовный акт механическим — просто эгоистичная жадность самоудовлетворения. Исчез порыв, великое всепоглощающее желание давать и отдаваться.
— Билли? Что с тобой? — спросил Джордан, отыскивая ответ в ее глазах.
— Просто я хочу тебя. Очень хочу, — призналась Билли. — Мне нужно чувствовать себя любимой, желанной.
— Именно это я и хочу тебе дать, Билли. Любовь. Хочу заставить тебя почувствовать мою любовь.
Одежда упала с их тел, словно лепестки летней розы. Тело Джордана казалось странным и незнакомым рядом с ее телом. Щетина на подбородке была мягче, чем у Мосса. Прикосновение — осторожным, нежным. Касания Мосса были уверенными и властными, ведь многие годы он касался ее тела и знал его во всех подробностях, как свое собственное. Билли чувствовала, что внутренне противится предлагаемой Джорданом близости. То, чего она так отчаянно желала, — любовная близость, — казалось недостижимым и недосягаемым. Мешали воспоминания о другом мужчине, которого она любила больше, чем себя. Мосс…
Губы Джордана медленно скользили по изгибу ее плеч вниз, к грудям. Это действовало на нее гипнотически, чувственно, и Билли захотела забыться в этом мгновении и отдаться этому мужчине. Она приняла его близость, его касания, его поцелуи в самые интимные места. Она приняла все это, как приняла бы пищу, воздух или тепло, потому что нуждалась в них. Нуждалась в проявлениях любви другого человека, чтобы утвердиться как женщина.
Билли тихо лежала в объятиях Джордана, прислушиваясь к биению его сердца и к нежным словам, которые он ей шептал. Она красивая, желанная, любящая и теплая. Она прекрасная возлюбленная. Таким же был и Джордан. Они совершили самый интимный акт, возможный между двумя людьми. Своими руками и губами он вернул ее тело к жизни. Но умирала ее душа, а Джордан все-таки не смог коснуться страдающей души Билли.
Ее тело теперь удовлетворено, самолюбие исцелено, а все же в сердце осталась тоска. С Джорданом не было будущего, и Билли знала это. Она взяла все, что он мог дать, а сама ничего не дала взамен. Самый большой экстаз с Моссом заключался в том, что она растворялась в своем муже, полностью отдавалась ему и знала, что ее дар приятен мужчине, которого она любила. Джордана она не любила. Ей нечего было дать, а только брать — этого недостаточно.
— Ты придешь снова, Билли? — прошептал Джордан ей на ухо. — Тебе было хорошо? Так же хорошо, как мне?
— Все было хорошо, — прошептала Билли, обвивая его руками и осыпая мелкими поцелуями его подбородок. — Я приду снова.
* * *
Билли так и не смогла привыкнуть к воскресным ужинам в Санбридже. Ослепляло огромное количество хрусталя, фарфора и серебра. Горничные, одетые в ярко-розовые форменные платья с белыми передничками в оборках и с маленькими накрахмаленными шапочками. На вечерних трапезах в воскресенье всегда присутствовали дети; затем, после обильной еды, шофер развозил их по респектабельным школам. В то время как декорации и художественное оформление были выдержаны в голливудском стиле, участники ужина и их манера поведения оставались чисто коулмэновскими. Сет ел, как скотник, и говорил с набитым ртом в основном о ранчо. Агнес изо всех сил старалась выглядеть по-королевски на своем месте в торце стола. Она изящно клала в рот маленькие кусочки и тщательно пережевывала каждый по тринадцать раз. Мосс и Райли болтали и тараторили без остановки. Мэгги и Сьюзан сидели тихо, а уж Билли оставалось поддерживать с ними беседу о школе, занятиях и разных делах, которыми занимались девочки.
В конце ужина Билли всегда принимала две таблетки аспирина. В этот вечер что-то не ладилось. Мэгги отвечала, когда к ней обращались, но ее рассеянность и отсутствующий взгляд тревожили Билли. Не заболел ли ребенок? Или Мэгги была готова выкинуть один из «фокусов», как называл это Сет, в духе своей тетушки?
— Мэгги, ты хорошо себя чувствуешь? — Все разговоры за столом прекратились, семья прислушалась, чтобы узнать, в какую историю влипнет Мэгги на этот раз.
— Я чувствую себя прекрасно, мама. А почему ты спрашиваешь?
— На мой взгляд, ты слишком румяная, уж не жар ли у тебя? Давай померяем температуру после ужина.
— У меня нет жара, мама. Я себя хорошо чувствую. Просто здесь жарко.
— Все равно мы померяем температуру. Я не могу послать тебя в школу, если вдруг окажется, что ты заболела. Весь класс может заразиться.
— Почему ты не ешь свой ужин? — осведомился Мосс.
Мэгги вскинула голову. Уже очень давно отец не обращался к ней с вопросом. Горло у Билли сжалось, когда она заметила неприкрытое обожание на лице дочери. Мэгги медленно начала есть.
— Наверное, я задумалась о школе и о завтрашней контрольной работе, — сказала она между двумя глотками.
— Не набивай рот. Ты достаточно большая, чтобы есть как полагается. И не разговаривай с полным ртом.
Глаза Билли сузились, а левая рука сжалась в кулак.
— Я больше не могу есть. Мама, можно мне уйти? — Мэгги готова была расплакаться, и Билли не стала дожидаться, пока она сорвется на крик, как бывало во время ее вспышек.
— Конечно, иди. Все-таки я хочу померить тебе температуру. — Билли положила салфетку на стол и бросила на Мосса убийственный взгляд.
