неистовым жаром горячего металла, в спину словно саданули раскаленным металлическим штырем. Роман рухнул на четвереньки, зажмурил глаза, предчувствуя хватку бронзовых пальцев…
Живые человеческие пальцы коснулись его накрепко стиснутого кулака. Роман глянул на свою ладонь – конверта не было. Рико уже бежал прочь, а то, что приближалось сзади, пронеслось мимо, оставив задыхающегося Романа лежать на ледяных плитах площади.
Роман поднял голову. Рико пятился, бронзовая статуя надвигалась на него. Конверт мешал, Рико ткнул его за отворот рукава… Этой секунды императрице оказалось достаточно. Она развернулась всем телом и пальцы бронзовой руки ударили по нацеленному на нее аппарату. Рико отчаянно закричал, зажимая окрасившуюся кровью кисть, а его аппарат, обрывая связывающую с баллоном трубку, отлетел прочь. Статуя надвинулась на скорчившеюся от боли жертву, она теснила Рико к выходящей на площадь стене исторического музея. Роман крикнул:
- Прячься за Яворницкого! За памятник давай!
Недолго думая, Рико рванул к невысокому бронзовому мужичку в запорожских шароварах – памятнику одному из основателей исторического музея Дмитру Яворницкому – и втиснулся между ним и стеной музея.
Императрица замерла, нерешительно глядя на склоненную голову бронзового собрата.
Между двумя статуями мелькнул стремительный силуэт. Императрица с глухим скрежетом повернулась. Янка стояла неподалеку, и в желтых моргающих огнях светофоров хорошо был виден старый пожелтевший конверт.
- Ты обезумела, Янка! – крикнул Рико.
- До биса, вона мэни надоела, - ответила та и дразнящим движением подняла конверт над головой, - Иди сюды, курва медна, немецка!
Роман вскинул руки к ушам, потому что императрица закричала. В этом крике неистовый гнев оскорбленной монархини сливался с боем тысяч колоколов, и яростным метанием огня в плавильной печи, и буханьем литейного пресса. Потом статуя повернулась и мерно зашагала вслед за осмелившейся оскорбить ее козявкой. А козявка словно бы задалась целью окончательно разозлить бронзовую царицу. За какую-то долю мгновения Янка метнулась к памятнику Ломоносова – памятников старой Октябрьской площади было не занимать – легко взбежала по ступенькам постамента и остановилась, издевательски помахивая бумажкой.
Императрица снова взревела и зашагала по ступеням. Одним прыжком Янка соскочила с постамента и смазанной тенью пронеслась вдоль бульвара, туда, где вдалеке виднелся поднятый на пьедестал старый танк. Но медная бабушка не сразу последовала за ней. Она на мгновение замерла, и вдруг ее вытянутая рука с силой ударила в гранит, так что бронзовая фигура Ломоносова содрогнулась.
- Чего она бесится? – деловито поинтересовался у Романа выбравшийся из-под защиты Яворницкого Рико. Он уже подобрал свой аппарат.
- Вообще-то, это ее постамент. Она здесь раньше стояла, - пояснил Роман, торопливо помогая подсоединить трубку к баллону.
- Что ж, у мадам резонный повод для возмущения. – Рико нажал кнопку, выпуская искрящую дугу, и недовольно поморщился, заметив какой слабой и неровной она стала, - И нам лучше – с такими эмоциями ее величество быстрее разогреется до точки плавления. За ней!
Они мчались по бульвару – впереди Янка, следом разъяренная бронзовая императрица, а позади Роман и Рико. Краем глаза Роман успел заметить, что за ними осторожной трусцой поспешает шеф. Роман мимолетно удивился – надо же, не сбежал, - но потом ему сразу стало не до профессора.
Янка выскочила на широкий перекресток, повернулась навстречу настигающей Екатерине и принялась медленно пятиться, пока не уперлась спиной в высокий пьедестал старого победного «Т-34». Увидев, что оскорбительнице бежать некуда, статуя в третий раз взревела – теперь уже торжествующе.
Роман ясно видел лицо Янки. Страха на этом лице не было, оно было торжественным и строгим. И так же торжественно и строго Янка показала статуе язык.
И тогда неподвижная рука медной бабушки вдруг шевельнулась, пять бронзовых пальцев распрямились с металлическим скрежетом и хищно потянулись к девушке… Струя искристого огня вонзилась в запястье императрицы, восторженно вопящий Рико повел своим аппаратом, взрезая плавящуюся бронзу… И вдруг ослепительный фейерверк огненной дуги, дернулся и… погас. Аппарат тихо шипел в руках Рико, время от времени выбрасывая коротенькие, безобидные язычки пламени.
Мертвая хватка бронзовых пальцев сомкнулась вокруг груди девушки.
- Ты не можешь! Не смиешь! – отчаянно кричала Янка. Она бессильно билась в кольце медных пальцев, окрашивая металл кровью из разбитых кулачков.
Роман поднырнул императрице под локоть, и одним быстрым движением выдернул причину всех несчастий – старый желтый конверт – из руки Янки. И прыгнул в сторону.
- Эй, бабка бронзовая, стихотворение у меня!
Но императрице уже было не до стихотворения, теперь у нее с Янкой были личные счеты. Бронзовый кулак продолжал сжиматься, Янка страшно закричала.
И тогда Роман сделал единственное, что оставалось. Он выхватил из кармана зажигалку. Язычок синего пламени лизнул угол старого пожелтевшего конверта и тот занялся враз, весело, как вспыхивают свечи на именинном торте. Роман изо всех сил старался не думать о корчащихся в огне бесценных строчках. Он лишь смотрел как черное кружево горелой бумаги бессильно опадает на мокрый асфальт.
Послышался долгий протяжный вздох, так вздыхает при первом толчке раскачиваемый медный колокол, и наступила тишина. Статуя стояла абсолютно неподвижно, как и положено любой уважающей себя медной статуе. От своих собратьев она сейчас отличалась одним – в крепко сжатом кулаке ее вытянутой руки, бессильно свесив голову, болталась пепельноволосая девушка.
- Ignis locutum, causa finita*. - пробормотал Рико и сел прямо на асфальт, устало привалившись к еще теплому боку медной бабушки.
Тело Янки пронзила длинная дрожь… и она судорожно закашлялась. Обтерла рот, а потом горестно оглядела оставшуюся на ладони полоску крови:
- Здаеться, у мэнэ ребро сломано. А може и два. - Янка взбрыкнула ногами, пытаясь вывинтиться из императорского кулака, подергала статую за намертво застывшие пальцы. - Да помогите ж выбраться, панове!
- Извини, mon cherie, ничего не получится! – злорадно сообщил Рико, - Монаршая длань – это серьезно. Сидеть тебе у ее величества в кулаке, пока полковник чистильщиков не пришлет. Тогда, может, выпилят. Или так увезут. – Рико принялся набивать номер на мобилке, - Все кончено, надо прибрать. – бросил он в трубку и уже пряча мобилку в карман куртки, назидательно заметил, - Я бы тебе как при Конвенте: «Point de grace, point de quartile»*. Сто лет уже твержу, укроти свой язычок, Янка! Оскорблять наших э-э …клиентов – смерти подобно! Из-за тебя нашему молодому другу пришлось пушкинский раритет жечь!
- Что? – будто раненый бизон взревел у Романа над ухом. Его рванули за локоть и пухлые пальцы принялись бесцеремонно ощупывать его карманы, - Этого не может быть! Нет! Только не это! Вы не могли..! Где стихотворение? Где конверт?
Глядя в налитое кровью лицо шефа Роман виновато развел руками и посмотрел на асфальт, где у его
