class="v"> трус,
Мимо пройдет, умна и легка: ей ведома тропка,
Где в нетерпении ждет истинно любящий друг.
Медли, Селена! Идет она! Как бы сосед не заметил…
В листьях, ветер, шуми – в пору шаги заглушить!
Вы же растите, цветите, любезные песни! Качайтесь
В тихом трепете лоз, в ласковой неге ночной —
И болтливым, как тот камыш, откройте квиритам
Тайну прекрасную вы взысканной счастьем четы.
Эпиграммы
Так поэты, – сам взгляни! – Тратят деньги, тратят дни.
1
Жизнь украшает твои гробницы и урны, язычник:
Фавны танцуют вокруг, следом менад хоровод
Пестрой течет чередой; сатир трубит что есть мочи
В хриплый пронзительный рог, толстые щеки
надув.
Бубны, кимвалы гремят: мы и видим мрамор
и слышим.
Резвые птицы, и вам лаком налившийся плод!
Гомон вас не спугнет; не спугнуть ему также Амура:
Факелом тешится всласть в пестрой одежде божок.
Верх над смертью берет избыток жизни – и мнится:
К ней причастен и прах, спящий в могильной
тиши.
Пусть же друзья обовьют этим свитком гробницу
поэта:
Жизнью и эти стихи щедро украсил поэт.
2
Только лишь я увидал, как ярко солнце в лазури,
Как венком из плюща каждый украшен утес,
Как виноградарь усердный подвязывал к тополю лозы,
Только лишь ветром меня встретил Вергилия
край, —
Тотчас же к другу опять примкнули музы, и с ними
Прерванный наш разговор я как попутчик повел.
3
Все еще милую я сжимаю в жадных объятьях,
Все еще к мягкой груди грудь моя льнет потесней,
Все еще, голову к ней положив на колени, гляжу я
Снизу любимой в глаза, милые губы ищу.
«Неженка! – слышу упрек я. – Так вот как дни ты
проводишь!»
Плохо я их провожу! Слушай, что сталось со мной!
Я отвернулся, увы, от радости всей моей жизни,
Нынче двадцатый уж день в тряской карете
тащусь.
Мне веттурино перечит, и сборщик пошлины
льстит мне,
В каждом трактире слуга лжет и надуть норовит.
Чуть лишь от них захочу я избавиться – схватит
почтмейстер:
Каждый почтарь – господин,
каждый таможенник – царь.
«Да, но казалося мне – ты блаженствуешь,
словно Ринальдо!
Я не пойму! Ты ведь сам противоречишь себе».
Мне-то все ясно зато: в дороге – одно только тело,
Дух мой покоится там, возле любимой моей.
4
Край, что сейчас я покинул, – Италия: пыль еще
вьется,
Путник, куда ни ступи, будет обсчитан везде.
Будешь напрасно искать ты хоть где-то немецкую
честность:
Жизнь хоть ключом и кипит, нету порядка
ни в чем.
Каждый здесь сам за себя, все не верят другим,
все спесивы,
Да и правитель любой думает лишь о себе.
Чудо-страна! Но увы! Фаустины уж здесь не нашел я…
С болью покинул я край – но не Италию, нет!
5
Раз по Большому каналу я плыл, растянувшись в гондоле;
Много груженых судов там на причале стоит,
Есть там любые товары, здесь все, что захочешь,
найдется:
Овощи, вина, зерно, веток вязанки сухих.
Меж кораблей неслись мы стрелой. Вдруг веточка
лавра
В щеку мне больно впилась. «Дафна, за что? —
я вскричал. —
Ждал я награды иной!» Но шепнула мне нимфа
с улыбкой:
«Легки поэтов грехи – легки и кары. Греши!»
6
Встречу ль паломника я – и нет сил от слез
удержаться:
Сколько блаженства порой нам заблужденье дает!
7
Милая, жизни дороже, была со мною когда-то.
Больше со мной ее нет. Молча утрату сноси!
8
Эту гондолу сравню с колыбелью, качаемой мерно,
Делает низкий навес лодку похожей на гроб.
Истинно так! По Большому каналу от люльки до гроба
Мы без забот через жизнь, мерно качаясь,
скользим.
9
Дож и нунций у нас на глазах выступают так важно, —
Бога хоронят они; дож налагает печать.
Что себе думает дож, не знаю, но знаю, что нунций,
Пышный справляя обряд, втайне смеется над ним.
10
Что суетится народ, что кричит? – Прокормиться он
хочет,
Вырастить хочет детей, как-нибудь их прокормить.
Путник, ты это приметь и дома тем же займися:
Как ни крутись, а никто дальше того не пошел.
11
Ох, как трезвонят попы! И на звон их усердный
приходят
Все, лишь бы в церкви опять нынче болтать,
как вчера.
Нет, не браните попов: они знают, что надобно людям.
Счастлив, кто сможет болтать завтра, как нынче
болтал.
12
Льнет к пустодуму толпа, как песок у моря, бессчетна.
Перл предпочту я песку: друг мой пусть будет умен.
13
Сладко под мягкой стопой весенний почувствовать
клевер
Или нежной рукой гладить ягненка волну.
Сладко – в новом цвету увидать ожившие ветви,
После – зеленой листвой тешить тоскующий
взгляд,
Слаще – цветами грудь украшать пастушке,
ласкаясь, —
Но не приносит мне май радости этой тройной.
14
Я уподоблю страну наковальне; молот – правитель,
Жесть между ними – народ, молот сгибает ее.
Бедная жесть! Ведь ее без конца поражают удары
Так и сяк, но котел, кажется, все не готов.
15
Тронул толпу пустодум, и приверженцев много
собрал он;
Умный отыщет, увы, любящих мало друзей.
Лик чудотворных икон нередко написан прескверно:
Там, где искусство и ум, – чернь и слепа и глуха.
16
Стал повелителем тот, кто о собственной выгоде
помнил, —
Мы предпочли бы того, кто бы и нас не забыл.
17
Учит молиться беда, говорят. Захочешь учиться —
Съезди в Италию: там всякий приезжий в беде!
18
Ну и толпа в этой
