каждому солдату свой уникальный случай и добавил пару хитростей. Если не догадаться задать правильный вопрос, то причину болезни легко можно было перепутать. А еще… Тут Игорь Иванович признавался сам себе, что поступает не очень честно, но очень уж ему хотелось победить — в общем, он добавил пару случаев, с которыми точно еще никто из его команды не сталкивался. Так что победа теперь была ему гарантирована.
— Вы готовы? — спросил полковник.
— Готовы, — доктор оглядел созданное им поле раненых.
— Тогда начинаем…
Ответил его противник, и вперед выступил один-единственный фельдшер. Новенький Короленко — Слащев задумался, насколько тот может быть хорош, но только тряхнул головой. Все его ловушки тому точно не обойти. Доктор был уверен в себе, но все равно с волнением следил за происходящим.
Короленко подошел к первому больному. Вопрос — он его даже не расслышал на расстоянии — ответ.
— Красная группа.
Второй раненый. Вопрос-ответ.
— Зеленая группа.
Рядом начал прыгать поручик. Вопрос — тот попытался увести разговор в сторону. У Игоря Ивановича даже вспыхнула надежда, но…
— Зеленая группа, — припечатал Короленко и продолжил свой поход.
Всего сортировка раненых заняла чуть больше минуты, и ошибся фельдшер только один раз. Причем и сам Игорь Иванович, если не кривить душой, в том случае мог бы допустить оплошность, столько всего там накрутил. Теперь должен был начаться разбор, но тут к полковнику прибежал еще один новенький, капитан Хорунженков, и доложил, что кто-то устроил дебош у его палатки.
В общем, полковник Макаров ушел заниматься своими делами, а доктор Слащев остался со своими. И он не собирался терять ни секунды, чтобы разобраться, что же именно тут произошло.
— Как? — подошел он к Короленко. — Что вам сказал полковник, как вы сделали все так быстро? И так… безошибочно?
— Он… — фельдшер выглядел смущенным. — Он сказал, что это называется простая сортировка. Если человек не дышит и не двигается — черная зона…
— Но ведь можно ошибиться! — тут же воскликнул кто-то из толпы. — Наша задача — нести христианское милосердие, но как можно отворачиваться от кого-то так быстро, даже не попытавшись ничего сделать?
— Я сказал полковнику примерно так же, — Короленко покраснел. — А он сказал, что это чушь.
— Что? — доктор Слащев открыл рот от удивления.
— Да! — с вызовом ответил Короленко. — Сказал, что милосердие он оставит господу богу, а наша задача — сделать так, чтобы как можно больше раненых выздоровели и как можно быстрее вернулись в строй.
В толпе тут же началось обсуждение этой крамольной мысли, и доктор Слащев должен был признать, что звучит она на диво разумно. Чувствовалась в ней, конечно, армейская грубость и прямота, но… Возможно — тут доктор чуть не подавился на вдохе от этой мысли — чего-то такого и не хватало на самом деле всей медицинской службе империи. А то любят в том же Красном кресте поговорить об абстрактном милосердии, а как до дела доходит — кто в лес, кто по дрова. Нет цели, а значит, нет и возможности договориться: а что не так, а что можно сделать лучше.
— Оставим споры. Что там дальше было в этой простой сортировке?
— Если дышит, но не может говорить или двигаться, то красная зона.
— Дальше.
— Если двигается, говорит, но не может ходить, то желтая…
— А почему такой акцент именно на возможности ходить?
— Потому что если может двигаться и ходить, то это зеленая. Этот пойдет дальше своим ходом, — победно улыбнулся Короленко. Похоже, он сам задал тот же вопрос в свое время и теперь доволен, что и другие попались в эту ловушку.
Фельдшеры начали бурно обсуждать услышанное, другие врачи, стараясь сохранить репутацию, держались в стороне, но и они нет-нет, да и вставляли слово-другое. Сам же Игорь Иванович твердо решил, что будет внедрять эту новую методику у себя. Да, в ней было немало дыр, особенно в сортировке желтых и красных больных, и тут фельдшерам на местах будет помогать только их опыт и насмотренность. Но уж больно убедительной получилась разница: 15 минут и 10 фельдшеров в одном случае, и 2 минуты и 1 фельдшер в другом. Небо и земля. Да и сам доктор, хоть и был весьма упрям, пользу дела всегда ставил на первое место.
Возможно, и остальные идеи полковника будут иметь смысл… По крайней мере, когда он освободится, нужно обязательно еще поговорить.
* * *
Я икнул прямо на ходу, замедлился, чтобы восстановить дыхание, а потом уже спокойно вышел к своей палатке, рядом с которой гарцевали и переругивались одиннадцать казаков. Их старший выделялся не только погонами. Сам вытянутый, голова тоже, словно старалась успеть за телом, и иссиня-черные щегольские усы. Вот, кажется, я и познакомился с начальником переведенной ко мне кавалерийской сотни.
Петр Николаевич Врангель или, покороче, фон Врангель. Фон — потому что барон, и сейчас с этим баронским апломбом мне и придется разбираться. Еще бы понять, чего он так взбеленился!
— Господин полковник! — один из ближайших казаков неожиданно бросил мне укороченную для кавалерийских частей мосинку. — Давайте стреляться! За то, что в грош не ставите русскую кавалерию!
В памяти неожиданно всплыло. Свои командиры, свои интенданты, даже свои инспекторы — кавалерия, как и флот, в это время была словно государство в государстве. И, кажется, когда Засулич предложил выделить мне личную сотню, это было не столько подачкой, сколько подставой.
— Ну что, господин полковник? Или боитесь? — казак начал картинно поднимать свой карабин, и меня изнутри снова наполнила ледяная уверенность.
Как тогда с интендантом, как в поезде…
Ладонь, до этого сжимавшая шейку приклада словно дубинку, сменила хват: пальцы заняли каждый свое привычное и единственно правильное место. Мизинец полностью расслабился, чтобы не ходил локоть. Указательный лег на спусковой крючок точно краем первой фаланги, чтобы при нажатии винтовка даже не подумала шелохнуться… И откуда я все это знаю? Ни я сам, ни бывший Макаров никогда не были хорошими стрелками.
Откуда, черт побери⁈
Глава 6
Стою, карабин смотрит чуть вперед, врангелевцы передо мной замерли. Кажется, никто не ожидал, что я пойду на обострение? Ну, побузили казаки, и что такого? А вот не дождетесь, я пойду до конца, потому что без нормальной кавалерии сожрут меня тут японцы, а вот с ней
