Она слишком долго была без его ласки, непривычно долго, невыносимо долго.
Он стиснул ее в своих объятьях и зажмурился, нашел ее губы и впился в них с красноречивым сдавленным стоном. Кассандра обхватила его лицо ладонями и целовала, целовала, целовала…
Рамон наблюдал молча со скептической полуулыбкой. Он пребывал в полной растерянности. Он не узнавал брата, но и не мог поверить в то, что сотрясение мозга его изменило. А если и были очевидные перемены, то как можно было надеяться, что они ни исчезнут с полным выздоровлением? Рамон, конечно, желал Кассандре всяческого счастья, но ее восторги могли оказаться очередным горьким заблуждение. В общем, Рамон тревожился. В смятении он вышел из комнаты, сославшись на то, что должен сварить кофе.
Целующаяся парочка осталась равнодушной к его объяснению.
Району казалось, что потеря Хоакином памяти — бомба с часовым механизмом. А Кассандра в очередной раз добровольно предала себя воле случая. Он не понимал этой беспечности. Он многократно пытался понять, на что уповает эта женщина, но ее заверения в том, что любящий не должен задавать вопросов, а обязан всецело уповать на чудо любви, его не удовлетворяли. Хотел бы Рамон, чтобы и его любили так же полно и бескорыстно. Но он знал, что так везет далеко не каждому. А Хоакин, что и говорить, был тем самым везунчиком, жизненный путь и успехи которого являются исчерпывающим подтверждением несправедливого мироустройства.
Рамон так же не мог найти ответа на вопрос, почему брат просто не может любить женщину, готовую жертвовать ради него всем. И он не верил в перемены в натуре Хоакина. Он знал его как проницательного бизнесмена, многократно наблюдая, с какой молниеносностью он сменяет маски и тактику поведения, когда этого требуют обстоятельства и правила игры. Рамон также знал, как незаметно для окружающих сам Хоакин инспирирует и внедряет собственные правила, заставляя. каждого следовать им. В конце концов, несмотря на свое доброе отношение к Кассандре, Рамон стал относиться к ней как к овце, которая добровольно идет на заклание. Он бы хотел перестать переживать из-за нее, но у него это плохо получалось…
Хоакин зарылся в ее волосы, прильнув губами к шее. Кассандра мерно гладила его по голове.
— Хоакин? — обеспокоенно окликнула она его через пару минут, но он не отозвался.
Она осторожно отодвинулась и заглянула в его лицо. Хоакин выглядел усталым, почти измученным.
— Прости. Я знаю, что это мой дом, моя комната, но я почти ничего не помню, — полушепотом сообщил он.
Кассандра с состраданием смотрела на него, не зная, как и чем она может помочь своему возлюбленному. Она могла поклясться, что видит в уголках его глаз слезы, чего никогда не было прежде.
— Полагаю, в этом есть свои плюсы. Вместо того, чтобы куда-то ехать, чтобы сменить обстановку, достаточно потерять память, — ласково проговорила Кассандра.
Хоакин беспомощно посмотрел на нее, тяжело вздохнул и тихо проговорил:
— Это не смешно, Кэсси.
— Я знаю, милый, прости. Но поверь, это пройдет. Нужно всего лишь набраться терпения… Пойдем вниз. Рамон собирался сварить кофе. Мне кажется, уже доносится его аромат.
Рамон с явным облегчением сел в свою машину и стремительно укатил. Кассандра провожала его тревожным взглядом, после чего с тяжелым сердцем закрыла дверь. Женщина испытывала крайнее волнение. С одной стороны, она утешала Хоакина тем, что он непременно вспомнит все, а с другой стороны — панически боялась этого. Кассандра поймала себя на мысли, что предпочла бы до конца жизни быть его сиделкой, нежели стать свидетельницей возвращения прежнего Хоакина со всеми его дерзостями, правилами, эксцентричностью.
Поняв в очередной раз, что не имеет выбора, Кассандра вернулась к Хоакину и предложила ему поесть еще — аппетит у него явно наладился. Женщина села напротив, не зная, как себя вести.
Круглосуточные пребывания в его больничной палате казались ей куда более простым и естественным занятием, нежели возвращение в его дом после бегства.
Она внимательно наблюдала за Хоакином. Ее любящий взгляд не смущал, а явно ободрял его, в противном случае Хоакин давно бы взбесился из-за этого навязчивого контроля.
Кассандра пыталась понять, что она видит. У нее даже был повод испугаться: ей вдруг пришла в голову мысль — а не любила ли она в Хоакине Алколаре именно ту невыносимо жестокую личность, не заскучает ли она с этим растерянным и тяжким человеком, которого узнает теперь? Но она тотчас отогнала эту мысль как кошмарный сон.
Хоакин доел и вытер губы салфеткой. И тоже внимательно всмотрелся в Кассандру. Он выглядел немного сконфуженным.
— Надеюсь, я не навязал тебе свое общество? — осторожно спросил он женщину.
Она бессознательно округлила глаза. Такие вопросы никогда не практиковались Хоакином Алколаром.
— Боже мой, о чем ты говоришь! Нет, конечно! — эмоционально разуверила его Кассандра и широко улыбнулась. — Почему ты меня об этом спрашиваешь?
— Сам не знаю, — ответил он.
— Хочешь чего-нибудь еще?
— Кое-что — да, — кивнул он.
— Что же? — спросила женщина.
— Факты… Чистые факты. Нам следует объясниться, — твердо проговорил испанец.
— Факты, как и всяческие документы, в наших отношениях не в ходу. Даже у меня, не терявшей памяти, имеются только догадки, слепые и ничем не обоснованные. Больше мне нечего сказать, Хоакин.
— Уверен, что однажды все вспомню и сам, — проговорил он.
— А что еще тебя волнует? — спросила Кассандра.
— Меня волнуешь ты, Кэсси, — мягко проговорил он.
— Что ты имеешь в виду? — хмуро поинтересовалась она.
— Ты знаешь, Кэсси. Ты красивая женщина, и ты волнуешь меня. Я хочу уединиться с тобой. Иначе и не стоило перестилать простыни, — с хитрой улыбкой проговорил он.
— Не думаю, что это хорошая идея, Хоакин, — напряженно отозвалась она.
— Ну почему же? Что в ней дурного?
— Сам знаешь, — неопределенно ответила она.
— Нет, не знаю. Скажи, — упрямился больной.
Он потянул Кассандру к себе и принялся расстегивать ее блузку, осыпая поцелуями каждый обнажаемый участочек тела женщины. Ее захватил этот вихрь. Кэсси никогда не могла устоять перед его ласками, даже когда они были небрежными, порывистыми, животными.
— Почему ты пыталась избежать этого? Разве доктора запрещают подобную терапию?
— При чем здесь доктора, если это наше личное? Ты просто опять не оставляешь мне выбора, любимый! Но нам действительно не стоит этого делать, потому что неизвестно, как это отразится на твоем состоянии. Тебя выписали из больницы под мою ответственность и на условиях, что я буду обеспечивать тебе покой и уход. Поэтому остановись, прошу тебя! — взмолилась Кассандра, выпутываясь из его объятий.
