— Что ты видела?
— Ты фыркнул, потому что на тебе был паук. Довольно маленький, к сожалению, должна тебе сказать, он небрежно скользил по твоему лицу.
Инстинктивно я провожу обеими ладонями по носу и щекам.
— Откуда ты знаешь, что это было мое лицо? Подожди, я вообще хочу знать?
Ее хорошенькие черты сморщиваются, когда она съеживается.
— Вероятно, нет.
Черт, я должен знать.
— Он заполз мне в рот? Я съел паука во сне?
— Так и было, но ты его не съел. Ты выплюнул его на пол.
— Какая пустая трата времени, — говорит Лерой, делая змеиный эквивалент облизывания губ.
— Паук был черным, Роан. Полностью черный, не невидимый после длительного прямого контакта с твоей кожей.
От воздействия ее слов у меня чуть не подкашиваются колени. Я хватаюсь за спинку ближайшего стула для поддержки, морщась, когда обивка немедленно становится невидимой.
— Черт. Извини, Лерой. Я должен тебе новый стул.
— Не беспокойся.
Его язык высовывается, когда он машет на меня.
— Ты ведь не так боишься мышей, как пауков, не так ли?
— Я не боюсь пауков. Я просто не хочу их есть.
— Каждому свое, — говорит он, улыбаясь своей змеиной улыбкой. — Я нахожу их легкой, пикантной закуской. Очевидно, не такой сытной, как мыши. Продолжай.
Он наклоняет коробку ко мне.
— Возьми одну в руки. Давай посмотрим, верна ли теория Элизы.
— Теория? — спрашиваю я, глядя на нее.
— Что твоя физиология не влияет на живые существа, только на пористые неодушевленные объекты. Я знаю, ты бы не захотел проверять мою теорию на другом животном, но этим мышам все равно недолго осталось жить в этом мире. Они — завтрак Лероя, независимо от того, белые они, серые или невидимые.
— И я очень голоден, так что, если бы вы могли продолжить эксперимент и постараться не слишком их волновать, пока будете с ними возиться. Их вкус меняется, если они нервничают.
Я принимал чудовищные потребности нашего города и удовлетворял их в течение двадцати лет, но осознания того, что Лерой проглатывает мышей целиком, достаточно, чтобы у меня вывернуло желудок.
— Пожалуйста, — говорит Элиза, подходя ко мне как можно ближе, фактически не прикасаясь. — Ничего между нами не изменится, если я ошибаюсь. Мы все еще будем вместе, у нас есть варианты. Их много, потому что я открываю в себе творческую сторону, о которой и не подозревала.
Я хихикаю, когда мой член встает по стойке смирно. Ему нравится творчество Элизы. Мне нравится в ней все, включая ее решительность и оптимизм.
— А если я права, что ж… — ее голос мягче, ранимее, — ты будешь знать, что можешь быть с кем захочешь.
— Это ты, милая. Только ты. Всегда.
За эти годы я загадал много желаний, но никогда так сильно не хотел, чтобы одно из них сбылось, как тогда, когда я опускаю руки в коробку и достаю маленькую серую мышку.
Мы втроем смотрим на мышку в моих руках, кажется, целую вечность. И мы можем наблюдать за ней, потому что она не становится невидимой. Она вообще не меняется. Ни капельки.
Я все еще смотрю на мышь, когда чувствую, как рука Элизы сжимает мое запястье. Кожа к коже. Каждое желание сбывается одним простым прикосновением.
— Пойдем к тебе домой, — говорит она, ее красивые глаза остекленели, когда она улыбается мне.
— Не в мой дом, милая.
Я передаю мышь, затем беру в ладони ее нежное личико и прикасаюсь губами к ее губам для первого в жизни поцелуя.
— Давай пойдем домой.
Эпилог
Роан
Проведя два десятилетия в тени, мы шокировали всех, когда объявили о месте нашей свадьбы — городской площади. Если и есть что-то, что нравится Кричащему Лесу, так это вечеринки. Показать миру, как сильно я люблю Элизу, заслуживает самого масштабного празднования, какое только возможно. Лучший способ сделать это? Открытое приглашение.
Лица наших иногородних гостей обращены к рядам белых стульев. За ними стоячая зона заполнена таким количеством местных монстров, сколько может вместить пространство. Когда весенний воздух наполняется «Если бы я никогда не знал тебя», а к концу прохода подъезжает карета в сказочном стиле, я не вижу никого из присутствующих. Только моя прекрасная невеста, когда она выходит из кареты.
Солнечный свет отражается от ее белого платья, окружая ее волшебной аурой. Она такая чертовски красивая. Самая широкая улыбка, которую я когда-либо видел, расплывается на ее хорошеньком личике. Затем она собирает в руки пышную юбку своего свадебного платья принцессы и бежит ко мне.
— Твой смокинг! — говорит она, подходя ко мне. — Он потрясающ. Мне он нравится.
Элиза кладет ладони мне на грудь, ее блестящие глаза широко раскрыты, пока она рассматривает тонкую нейлоновую сетку, которую наш местный портной использовал для создания моего костюма-тройки и галстука.
— Ты не сказал мне, что заказал антиневидимый смокинг.
— Потому что видеть костюм жениха до свадьбы — плохая примета.
— Суеверия не таковы, — говорит Элиза, смеясь и дергая меня за лацканы.
— Я подумал, тебе хотелось бы иметь фотографии, на которых ты не выглядишь брошенной в день своей свадьбы.
Она хихикает, осторожно наклоняется и целует меня.
— Я так сильно люблю тебя. Спасибо тебе за чудесный сюрприз.
Местный пастор Кричащего Леса, который также является фавном, прочищает горло, чтобы привлечь наше внимание.
— Может быть, мы начнем?
— Определенно, — говорю я, беря руки Элизы в свои. — От тебя у меня перехватывает дыхание, милая. Сегодня и каждый день.
Тишина воцаряется над нашим сообществом гостей, когда пастор начинает церемонию. Я хочу, чтобы время замедлилось, чтобы я мог насладиться каждой секундой этого дня. Я также не могу дождаться, когда он закончится, чтобы я мог остаться наедине с любовью всей моей жизни. Моей красивой, умной, сексуальной женой.
* * *
— Наконец-то, — говорит Элиза, когда я открываю нашу входную дверь. — Это
