глубинах его истерзанной души ребёнок всё равно, порою, показывал себя. В такие вот ночи он напоминал о себе кошмарами.
Картина сожженного города, нарисованная его воображением из описаний, присланных братом, не была чем-то из ряда вон выходящим — Руни и сам не раз подобным образом уничтожал противника, если захватить его не представлялось возможным.
Но — противника.
Никогда — своих.
Никогда — мятежников.
Они, заблудшие, обшившиеся, обозлённые, всё равно были своими.
Впрочем, не слишком ли он всё драматизировал? Угроза устранена, работа выполнена чисто и оперативно, мальчишки — молодцы, племянник особенно.
Но…
Но что-то во всём этом было неуловимо знакомое. Что-то, зарождавшее ужас в давно закаменевшем сердце Владыки Севера. Впрочем, то были страхи малолетнего сына слуги одного из небогатых кланов Вольных Островов, а не Чёрного Дракона. Просто так сегодня сложилось, что ребёнок пробудился и, увидев, во что превратилась жизнь его-взрослого, пришёл в отчаянье.
Закономерно, в общем-то…
Можно было бесконечно подбирать метафоры, жестоко насмехаясь над собой. Можно было забыться в бескрайней жалости к самому себе. Можно было напиться до беспамятства или уйти в столь глубокую медитацию, что потерялась бы всякая связь с внешним миром — Как Лита ушёл на поиски Найи и навсегда потерялся в бесконечных просторах Белой Пустоши. Можно было поговорить с целителем душ и постараться понять, что же не так с его истерзанным разумом.
Но…
Это всё было абсолютно одинаково.
Одинаково бесполезно.
Бессмысленно.
Такие моменты Руни предпочитал просто пережить.
Пережить — и двигаться дальше, с гордостью исполняя свой долг, следуя за тем, кого выбрал когда-то.
Вернее, кого выбрала его душа.
За своим саи-ри.
Как бы тот к нему не относился…
Сразу вспомнился недавний разговор со старшим братом. Когда, спустя несколько лет разлуки, Руни увидел Арана, он сразу заметил, как сильно брат осунулся. За всем его величием пряталась неимоверная усталость, и мужчина, увы, слишком его понимал.
Недавняя же встреча с Магни, желавшим посоветоваться со старшим братом, и просто поделиться своими переживаниями, точно так же осунувшимся, похудевшим и явно не совсем здоровым, заставила сердце болезненно сжаться.
Интересно, хотя бы Мия сумела избежать этого тлетворного влияния слишком большой ответственности…?
Осталось ли в них хоть что-то от тех детей, что любили носиться по всему острову, играя? Неуемной детской энергии в них было всегда даже слишком много…
Ох, сколько хлопот они приносили слугам и старшим адептам, пытавшимся уследить, чтобы юные господа не свернули себе шеи! А сколько раз они врывались на совет клана, отвлекая своими абсолютно глупыми с точки зрения взрослых просьбами Арана, который, тем не менее, всегда оставался даже излишне внимателен к ним.
Осталось ли что-то от их былой беззаботности…?
Не зря ли всё это было?
Пробуждение было резким, словно бы он, после продолжительного падения наконец ударился о землю. Когда-то ему нравилось забираться на крышу дома, и без несчастных случаев не обходилось — так что он мог утверждать со всей уверенностью, что у него сердце абсолютно так же ёкнуло. Судя по тому, что никто из слуг не примчался на крик, обошлось без него.
Это хорошо.
Никто ни о чём не узнает.
Его кошмары — только его проблема, незачем ей озадачивать ещё кого-то.
Совесть неустанно шептала, что он способен доставлять только хлопоты, быть обузой, раздражать всех вокруг, а те были слишком вежливы или слишком боялись гнева его старшего брата (брат, у него теперь есть брат!).
Конечно, мальчику не раз говорили, что о таких вещах необходимо сообщать, что нужно учиться просить о помощи, что не было ничего постыдного в том, чтобы принимать чужую заботу, но… Очень трудно было поверить в людей теперь, когда те, кто полностью уничтожили его родной клан, его господ, кто не пощадили даже детей, даже собак, тоже были людьми.
Называли себя людьми
Глупый, беспомощный детский разум не мог справиться с образами того страшного дня, когда Руни осиротел, хотя прошло уже больше года.
Бояться нормально — говорили ему.
Тот, кто не был способен на страх, не был способен и на храбрость, ведь это две стороны одной медали.
Так говорил ему старший брат.
И всё же…
— Всё хорошо… — прошептал мальчик, краем сознания отмечая, насколько жалким казался сейчас его дрожащий голос. — Всё хорошо! Аран забрал меня, они не придут.
Не придут.
Они мертвы.
Аран убил их.
Они никогда не придут за ним.
Не придут.
Брат защитил.
Брат защитит!
Изначально Руни не знал, чем именно клан Рии провинился, за что же был уничтожен.
Может, думал он потом, это была самая обычная, ничем не примечательная и бывшая в порядке вещей кровная месть, и клан Олэй даже был в своем праве. Хотя эта традиция казалась мальчику откровенно дикой и бессмысленной, но она всё ещё имела место быть по светом Исы.
Может, это просто был акт устрашения — вот, мол, на что мы способны, не стойте у нас на пути…
Уже позже, когда мальчик научился не вздрагивать от одного звука чужих голосов, а'вэди рассказал ему, что послужило истинной причиной произошедшего.
Рии вели свой род от тех семнадцати семей, по легендам, пришедшим из мира золотого неба. Да, их клан изначально был побочной веткой тех самых аксаанских Мовэй. Степень родства с ними теперь не вызывала ничего, кроме усмешки, но после Последней Охоты человеческие кланы Вольных Островов обратили свой пылающим гневом взор уже не на самих драконов, а тех, кто звался потомками драконьего народа.
Подобно спящему народу, жители Вольных Островов шесс'ен откровенно ненавидели — никто точно не мог сказать, почему, но факт оставался фактом.
И родные Руни оказались не единственными жертвами Олэй и их союзников — за короткий срок множество маленьких кланов, подобных Рии, были уничтожены без всякой жалости. Словно бы они предчувствовали, что должно было вскоре произойти.
И — пытались предотвратить это.
Впрочем — безуспешно.
…Когда Аран рассказывал всё это ему, мальчик видел бесконечную вину пополам с гневом в глазах брата. Он явно корил себя за то, что стольких не сумел спасти. Что, быть может, даже сам послужил причиной такой агрессии — лорд Олэй ненавидел Аран. Он же, назвавшись побратимом дракона, собирал под свои знамена потомков шесс'ен, которые не хотели отрекаться от своих корней, в тайне сохраняли свои традиции и смиренно ждали, когда вернется их Владыка, чтобы спасти их.
Что же — Владыка вернулся.
Тот, кто посмел взять себе имя самого могущественного Дха'авир, покровителя всех королей и хранителя жизни, верховного бога войны.
Тот,
