редкие зелёные ростки. Но стоило нам перейти три невысоких бархана, как эта скудная и робкая зелень осмелела и полностью закрыла собой старую траву, а под ногами то и дело песок сменялся пусть скудной, но землёй.
Тогда же мы попали и под первый дождь. Первый мой дождь со времён той памятной грозы после бегства от Кулаков. Природа явно показывала, что эти земли благодатней, чем земли Ян.
Когда первые капли дождя упали на песок, я даже не поверил, вскинул голову, с изумлением оглядывая появившиеся тучи. Оглянулся и увидел ещё более красивый вид. Те горы, с которых мы спустились с Седым, словно порождали эти тяжёлые, полные воды облака — вершин крайнего к нам хребта не было видно — они будто надели белоснежную шапку облаков, которая сползала с них белой дымкой, собиралась в тёмные клочки, которые слипались друг с другом, наливались синевой и текли в нашу сторону. Горячий сухой воздух наполнился влагой.
И хотя песок и скудная земля бесследно впитали этот недолгий дождь, шагать сразу стало веселей.
На следующий день Седой отыскал небольшое озеро, к которому примыкал редкий лесок низкорослых, изломанных Синих Акаций. Вот между ними и водой мы и устроились. Как раз недалеко, буквально несколько сотен шагов от границы начала запретов. Идеальное место по словам Седого.
Что меня поразило, так это то, что он первым делом начал обустраивать нашу стоянку: выравнивать место под костёр и зачем-то утаптывать дорожку к озеру, следом принялся что-то мастерить, используя заготовки из големов и запасы его нового кольца и даже не попросил у меня жетон магистра. А ведь я был уверен, что это будет первым, чем он озаботится, оказавшись там, где можно использовать артефакты.
У меня даже сложилось впечатление, что в тот, первый день нашего трёхмесячного ожидания он избегал даже глядеть в мою сторону.
Я молча принял это и тоже занялся делом, занялся техниками. Нет, я не учил их, а для начала просто принялся перебирать свои новые запасы, сортировать по полкам, составлять таблицы, где кропотливо отмечал стихию, узлы, зарисовывал созвездия и на их основе пытался отыскать какие-то закономерности и правила.
Так потекли день за днём.
Благодаря своим старым запасам, которые я собирал во всех Поясах и даже в землях сектантов, благодаря посиделкам в библиотеке города Ян я, кажется, кое-что начал улавливать. Несколько успехов в создании техник у меня уже были в прошлом, а ещё больше задумок я просто не успевал опробовать, вынужденный разрываться между тренировками, медитациями и прочим. Но теперь-то у меня есть три месяца, верно?
Я ещё не закончил заносить в таблицу новые техники, но уже твёрдо знал, над чем возьмусь работать, едва закончу с этим делом.
Я попытаюсь изменить Вуаль Ветра, которая досталась мне от брата Зотара. Вуаль, первое созвездие которой я получил ещё за то, что перевёл его во Второй пояс. Это не очень сложная техника, даже на третьем созвездии, но у неё очень интересный эффект, который мне бы хотелось усилить. И я вроде бы уловил путь, которым это можно сделать.
Начав составлять общую таблицу созвездий техник, я осознал удивительную вещь, которую не замечал раньше, словно был слеп.
Очень часто могущество техники не зависело от числа узлов в его созвездии. Часто бывало, что человеческая техника включала в себя больше узлов, чем земная.
Самые яркие примеры — это Опора и Рывок.
Опора — это вообще техника на один узел, возможности которой выходили за пределы понимания, если уж начать думать. Так же, как и Покров, тоже техника на один узел, на само средоточие. Я ещё не понимаю, почему они так хороши, почему одна позволяет использовать огромное количество духовной силы за раз и с таким сложным результатом, я ещё не понимаю, почему вторая позволяет стать единым целым даже с песком и выдержать удар Предводителя Воинов, но я уже понимаю, что можно сделать и другие техники мощней. Нужно только понять, как отыскать путь изменения.
Если не напрямую, так с помощью того способа, что доступен только мне, с помощью создания новой составной техники.
Серьёзно над техниками я корпел, пытаясь их изменить, наверное, лишь трижды в жизни, всё не успевая уделить этому время. Первый раз это были счастливые времена исцеления Лейлы в Миражном. Как раз в те времена я, только начав познавать техники в Школе, размышлял о том, что созвездия техник подобны созвездиям в небе.
Тогда я как-то забросил эту мысль, но сейчас, осознав, что не всегда больше узлов в технике это к большей силе и возможностям, вернулся к этой мысли.
Звёзд на небе очень много. Как много и узлов в теле человека. Но на небе есть яркие звёзды, а есть тусклые. В ночи, когда воздух не так прозрачен из-за пыли или дымки испарений, тусклые звёзды не видны. Но мешает ли это различать созвездия?
Нет, конечно. Как мерцали на небе Мад, Дракон, Чаша, Меч, Водопад и прочие, так и мерцают.
Даже если небо затянуто непроглядными тучами, то созвездия никуда не исчезают, хотя и становятся нам не видны.
Что я понял из этой мысли, причём собственной и такой замудрённой, что авторы многих трактатов, которых я ругал за их заумь, лопнули бы от зависти?
Что некоторые техники можно улучшить, выбросив из их созвездий «лишние» узлы.
Пока мне не удавалось добиться улучшения. Пробные техники либо слабели, либо отказывались действовать.
Но этот опыт позволил мне заметить ещё одну особенность — упрощаясь, созвездия техники обретали чёткость и простоту, в них ярче и рельефней становились общие черты, и вот с этим новым знанием и опытом я и начал, наконец, работать над Вуалью.
Упростить до предела. Проверить. Испытать. Переделать. Повторить два, десять, тридцать раз в новых формах созвездия день за днём.
Так и не вышло даже через месяц? Тогда я создам из неё составную технику на основе того, что сумею понять за время изменений. Создать составную не просто для того, чтобы эту и без того несложную технику делали пять или десять человек, а чтобы увеличить её силу только для одного себя.
Если
